Слово из кроссворда, по вертикали

«Восток — дело тонкое» — универсальный комментарий не все случаи жизни для желающего выглядеть экспертом. Достаточно произвести впечатление хранителя герметических тайн — и можно не продолжать.

Но, как говорится, есть нюанс… И не один.

Первая проблема в том, что произносивший эту фразу красноармеец Федор Сухов привносил в эту сложность Востока прогресс, добро и свет, то есть упрощение и разрушение. Проблема вторая, более серьезная: у Федора Сухова были и остаются последователи.

Так что не будет лишним парой штрихов напомнить — только парой штрихов, и только напомнить! — об этой «сложности».

* * *

Вторжения в Ботлихский район Дагестана в августе 1999 года и в Новолакский в сентябре не были неожиданными. Свои намерения «воевать Дагестан» Шамиль Басаев не скрывал.

Об этом он очередной раз возвестил городу и миру в июле 1998 года, за год до начала второй чеченской, на «Конгрессе народов Чечни и Дагестана». Зачем, почему?

На созданном еще в апреле «Конгрессе» его «амир» Басаев выступал 4 июля, на следующий день после отставки с поста вице-премьера правительства Чечни. Отставкой 3 июля он исполнил обещание: «не получится — уйду через полгода». В январе 1998 года Масхадов, в январе 1997-го победивший на президентских выборах, дал занявшему второе место Басаеву «порулить». Тот весь год не оставлял свои амбиции, и вот, казалось бы, шанс! Шанс, который Шамиль провалил, за шесть месяцев снизив наполняемость бюджета в двадцать раз, показав себя негодным управленцем и никаким руководителем республики. Итоги полугода означали в мирной жизни политическую смерть, которая могла превратиться в физическое несуществование: всякое тут бывало…

Единственным шансом на выживание была война, которая не оставила бы места для внутриполитических разборок. Собственно, года через три Басаев изложил это в интервью: мол, начав войну с Россией, он тем самым предотвратил войну гражданскую — то есть уничтожение себя и своих последователей.

Последователи были те еще. Группировки, для которых радикализм был лишь идеологическим прикрытием для похищения людей. Беглецы из Дагестана и Карачая, где за «ваххабитские» джамааты взялись власти предержащие с подачи официальных, «традиционных» муфтиятов. Вдалеке от своих сел, общин, стариков они не чувствовали себя связанными какой-либо традицией. Эта неподконтрольная никому сила была для легитимной чеченской власти главной угрозой.

* * *

Но была ли реальной перспектива, что эту вольницу возьмут «к ногтю»? Если судить по новостям тех дней — то да.

Еще до заявлений Басаева, 22 июня 1998 года, президент Масхадов объявил в Чечне чрезвычайное положение. Сделано это было на следующий день после попытки захвата телецентра людьми Салмана Радуева.

Но после «конгресса» и заявлений Басаева обстановка обострилась. 14—15 июля — боестолкновения с «ваххабитами» в Гудермесе. 22 июля освобождена группа дагестанских заложников. 23 июля был взорван автомобиль Масхадова, но на ситуацию вроде не повлияло: президент не пострадал. 25 июля — «антиваххабитский» конгресс под руководством Ахмат-Хаджи Кадырова. Известные полевые командиры поочередно выступили с заявлениями о лояльности Масхадову. 28 июля чрезвычайное положение отменено: вроде как дело сделано.

* * *

В начале сентября 1998 года в Дагестане министр внутренних дел России Сергей Степашин встретился с лидерами «ваххабитских» общин сел Карамахи и Чабанмахи и заявил: это «нормальные ребята». В Чечне это восприняли как сигнал поддержки из Кремля экстремистам. Дело в том, что поднявший 19 мая зеленое знамя Пророка ваххабитский анклав был одной из главных опор Басаева в Дагестане. И вроде как наметившиеся было контуры стабилизации в Чечне «поплыли»: обе стороны казалось бы урегулированного конфликта восприняли действия и слова Степашина как «сигнал».

Люди вообще, а на Кавказе особенно склонны искать «сигналы» в чем угодно, в явлениях природы, в старых книгах, а особенно в действиях и словах других людей. Общая буква кажется пересечением слов по вертикали и горизонтали, а это что-нибудь да значит.

Так почему Сергей Вадимович решился на столь решительный шаг, на встречу с едва ли не главными противниками мирного процесса?

Дело в кризисе, начавшемся в Дагестане еще 20–22 мая. Тогда из простой попытки милиционеров досмотреть подозрительный автомобиль проистекла перестрелка, переросшая в вооруженное противостояние и даже в захват республиканского Дома правительства несколькими сотнями вооруженных сторонников братьев Хачилаевых. На здании вывесили, среди прочего, зеленые знамена, — Надиршах Хачилаев был лидером Союза мусульман России. Шамиль Басаев заявил о поддержке, назвав власти Дагестана нелегитимными.

Кроссворд, то есть пасьянс, сошелся? И да и нет.

Переворот не входил в планы вооруженных протестантов и их лидеров: «так само вышло», и Дом правительства они покинули.

Да, Хачилаев был не только депутатом Госдумы, он активно участвовал в чечено-дагестанских делах, в освобождении заложников, участвовал и в басаевском «Конгрессе»… Но его сторонники все-таки составляли не религиозную, а этническую общность: Надира Хачилаева называли одним из лидеров лакского народа.

И именно эту часть дагестанского кроссворда — «…по вертикали: восемь букв» — явился разбирать Степашин в сентябре 1999-го. Ситуация-то серьезная, майские события показали, что власть валяется на земле и ждет, кто ее подберет!

Степашин вел переговоры с лакским движением, и с карамахинским джамаатом вел переговоры. В итоге ударившийся в бега Хачилаев скрылся от греха подальше в Чечне. Один из факторов дестабилизации Дагестана вроде как удалось купировать, и в сентябре 1999 года, когда отряды Басаева и Хаттаба вторглись в Новолакский район, лакцы их не поддержали, а местное ополчение пыталось противостоять набегу. Потерявший влияние Хачилаев, лишенный не только думского мандата, но и народной поддержки, никак Басаеву не помог, а в октябре 1999-го и вовсе был задержан.

Но кроссворд — дело почти такое же сложное, как и Восток. Правильно написанное слово по вертикали дает возможность вписывать новые слова по горизонтали. Неправильно написанное слово все блокирует и портит.

Демонстративная симпатия и привилегия, оказанная Сергеем Степашиным карамахинским «ваххабитам», стала сигналом и для них, и для дагестанских правоохранителей, и для Басаева со товарищи, и для сторонников Масхадова, на чьей стороне только что вроде была сила и поддержка. Об этой стороне вопроса, видимо, никто в Дагестане не подумал…

* * *

Есть слова более научные, чем сентенция красноармейца Сухова: «горные системы расселения». Рельеф делит территорию на много долин, в каждой из которых — свой народ, свой язык, свои традиции и особенности верования. Тут не очень работает ни имперское деление территорий, ни нарезание на «республики» с титульной нацией. Различия есть не только между Чечней и Дагестаном, где, кстати, тоже живут чеченцы-аккинцы, они же ауховцы: в Дагестане одних «государствообразующих этносов» насчитывалось четырнадцать, включая горских евреев. Не зная и учитывая эти нюансы, трудно просчитать последствия действий, вроде как рациональных на первый взгляд.

Сергей Степашин добросовестно работал на урегулирование кризиса в Дагестане. Однако то, как его слова и действия были восприняты в Чечне, сработало в итоге на дестабилизацию всего региона.

Это лишь несколько примеров, несколько эпизодов: так, камни, на первый взгляд устойчивые, катятся вниз, вызывая горный обвал.

* * *

Так звал ли Хачилаев Басаева в Дагестан? А какая разница: в 1999 году его голос мало чего значил и среди его народа, и в республике в целом. Значили и работали уже другие факторы.

Все изменилось, то есть — осталось прежним. Мой хороший знакомый, депутат Госдумы, в 1999 году спрашивал меня: «А какой народ живет в Дагестане? Даги?»

Нет, так нам этот кроссворд не решить!

Об этой сложности гор и горцев писал Фазиль Искандер в своем эпосе «Сандро из Чегема». Не пора ли ввести эту книгу в обязательную программу обучения для депутатов, министров и прочих обитателей среднерусской равнины?