Светлана Ганнушкина: «Я баллотируюсь от Чечни, чтобы показать, что чеченский народ нам не чужой»

— Главный вопрос: зачем вы вообще в это ввязались?

— Я никогда не занималась никакой политикой, ни в какие Думы не выдвигалась. Еще в начале 90-х Вячеслав Игрунов, который тогда был строителем партии «Яблоко», предлагал мне войти в список партии, и я отказалась.

Мне кажется, что я нашла свое место в жизни. В «Гражданском содействии», в «Мемориале» от меня есть какой-то прок. Пока я думала, что приношу пользу в Совете по правам человека при президенте, я в нем состояла. Когда почувствовала, что посоветовать президенту мне уже нечего — слишком у нас разное видение происходящего — я вышла из Совета и не жалею об этом.

Попытка объединения
— Было «письмо двадцати четырех», опубликованное в «Новой газете», и вы тоже подписали это письмо, в котором обратились к лидерам оппозиционных партий — ПАРНАСа и «Яблока» — чтобы они объединились и вышли на выборы единым списком. Когда стороны откликнулись и начался процесс переговоров, их вели со стороны ПАРНАСа Георгий Сатаров, а со стороны «Яблока» Лев Шлосберг. Они предложили, чтобы переговоры шли под наблюдением гражданского общества. И вот тогда-то меня и пригласили в качестве одного из наблюдателей от гражданского общества. Это предложение мне передала Людмила Михайловна Алексеева.

— А кто еще представлял на этих переговорах гражданское общество?

— Пригласили меня, Арсения Рогинского («Мемориал») и Юрия Джибладзе («Центр развития демократии и прав человека»). Но Рогинский уклонился от этой роли, и третьим стал Вячеслав Бахмин — советский диссидент, член Московской Хельсинской группы. С ним было очень легко сотрудничать, и я получила большое удовольствие от общения с ним и другими переговорщиками. Хуже было с лидерами оппозиции.

Мы встречались с Касьяновым, Навальным и Явлинским. То, что хотел Касьянов, нам сразу представилось совершенно несбыточным. Он предлагал создать новую партию и созвать ее съезд, на нем провести праймериз, но при этом идти на выборы по списку партии «Яблоко». Честно говоря, мне сразу показалось, что это очень уязвимый план. Просто потому, что эту новую, еще не зарегистрированную партию нельзя будет скрыть под списком «Яблока». Я не уверена, что такая комбинация могла бы пройти.

— Но ведь и партия «Яблоко» на это бы не согласилась.

— Да, конечно. У Навального были не совсем такие предложения. Он не предлагал проводить съезд. Он предлагал объявить о создании объединенной партии. Мне кажется, что и это было нереально. Мне было грустно смотреть на политиков, для которых все-таки самым важным было их собственное место в списках и публичном пространстве. Не хотелось бы говорить об этом подробнее.

— Что предложил Явлинский?

— Все, кто готов объединиться, приостанавливают свое членство в других партиях и выдвигаются от «Яблока», о чем подписывает определенные документы. Таким образом, «Яблоко» превращается в коалицию и обновляет свой имидж.

Дальше с ПАРНАСом заключается договор о том, чтобы не мешать друг другу в округах, чтобы не нападать друг на друга во время избирательной кампании и провести совместное наблюдение. Мне кажется, что это разумно. Это в большей или меньшей степени выполняется. Явлинский пожертвовал Центральным округом Москвы, где не выставил своих кандидатов.

Кстати, тем, кто подписал то самое письмо интеллигенции к лидерам партий, мы доложили о том, что считаем нужным поддержать «Яблоко», поскольку эта партия сейчас выходит на выборы таким объединенным списком. И как будто многие это поняли и приняли.

— Насколько я помню, высказывалось такое мнение, что Явлинский должен пожертвовать своим первым местом и поставить на первое место Льва Шлосберга.

— Да, Сергей Адамович Ковалев предложил Явлинскому это сделать. Но это предложение не было поддержано. И в результате Шлосберг на четвертом месте, а первые два занимают Явлинский и Слабунова. Но в первой десятке оказались Владимир Рыжков, Дмитрий Гудков и другие новые для «Яблока», но хорошо известные люди.

Также, я думаю, и Владимир Лукин во многом воспринимается как яблочник. Когда избиратель берет бюллетень, он видит за ним его лицо, даже если его и нет в списке.

Голосование «по ксерокопиям»

— А вам кто предложил быть кандидатом?

— В процессе всех этих переговоров мне это предложил Явлинский. Но я знаю, что такой вариант обсуждался с некоторыми моими коллегами. Честно сказать, я была этим несколько ошарашена. Снова скажу, что политика — не мое место.

Первая реакция была — немедленно отказаться. Но я взяла время для обдумывания. Советовалась с некоторыми коллегами, с Сергеем Адамовичем в первую очередь. К моему удивлению, никто не сказал: разумеется, надо отказаться.

— Почему вы согласились?

— Во-первых, я хочу поддержать «Яблоко». Я понимаю, что я сейчас выдвигаюсь, и это значит, что некоторые люди пойдут и проголосуют за «Яблоко». Мое участие и поддержка «Яблока» для кого-то имеют значение. Но не это главное.

Что такое сами по себе выборы в Чечне? Их результат слишком легко предсказать. Как там проходили выборы в прошлый раз, (президентские в 2012 году. — «Открытая Россия»), никто точно не знает, поскольку независимые наблюдатели обошли Чечню своим вниманием. Однако незадолго до выборов ко мне приехал человек оттуда и сказал, что все уже проголосовано, упаковано, а голосовать избиратели будут ксерокопиями бюллетеней.

— Что значит ксерокопиями?

— Бюллетени приходят из Москвы. С них снимаются копии, и ими голосуют. А настоящие бюллетени запаковываются. Составляются протоколы, и потом отвозят в избиркомы вот эти оригиналы. А ксерокопии, которые избиратели опускают в ящики, потом выбрасываются в помойку.

Так ли это было на самом деле, я не знаю. Я передала эту информацию тем, кто организовывал наблюдение на выборах, но их это не заинтересовало. Так что, я не утверждаю, что так оно и было, но результат выборов там предрешен в любом случае.

А если это так, то говорить людям в Чечне, как мне это советовали мои коллеги правозащитники, «друзья, вы останетесь один на один с бюллетенем и тогда подумайте, за кого вам голосовать», несколько наивно.

Послание чеченскому народу

— А тогда зачем вы согласились войти в федеральный список по Чечне?

— Мое участие — это некое послание или, как теперь говорят, месседж жителям Чеченской Республики. Мы бесконечно выступаем как критики того, что происходит в Чечне. Бывает, что на нас обижаются молодые мыслящие чеченцы, которые вовсе не так уж привержены Кадырову. Тем не менее им больно, что идет постоянная критика Чечни.

Они нам важны, и я готова была бы им помогать, поддерживать не только тех, кто просит убежища за рубежом, — то, что я делаю постоянно. Но я готова и противостоять тому унижению, которое сейчас чеченский народ испытывает у себя дома и в России в целом. Это послание им о том, что они не одни и не брошены.

— А если бы вы чудом оказались в Госдуме, как вы могли бы помочь Чечне и чеченскому народу?

— О, если бы вдруг это случилось, то нашлось бы многое, что надо было бы делать и на законодательном уровне, и на практическом. Вот, например, в Чечне есть аварское село Кенхи. Его житель Рамазан Джалалдинов в апреле 2016 года обратился в интернете к Путину с жалобой на коррупцию и невыплату компенсаций за разрушенное жилье. Кончилось это тем, что ему пришлось бежать из Чечни, вслед за ним была вынуждена выехать и его семья, после того как их дом был сожжен. Разве можно мириться с таким обращением с людьми?

Но ведь в Чечне не одно такое село, куда не дошли выделенные на восстановление разрушенного жилья бюджетные деньги. А те, кто покинул Чечню, в первую очередь так называемое некоренное население, это же тоже жители Чечни. На сегодняшний день многие из них не получили компенсации за разрушенные дома. Кто-то получил компенсацию 120 тысяч рублей на семью, но ее давно проели, прожили, пролечились, от нее ничего не осталось. Разве это допустимо?

Последний раз в 2010 году было поручение президента Медведева о жилищном обеспечении людей, покинувших Чеченскую республику, и людей, потерявших жилье в Чеченской республике. Я участвовала в работе рабочей группы при Министерстве регионального развития, которому это было поручено. Разработали три проекта постановлений правительства, разбив пострадавших на три группы, и отправили предложения в правительство РФ. Кончилось это ничем. Министерство закрыли, а люди до сих пор ничего не получили. К нам в организацию приходят письма, подписанные сотнями людей. Мы их отправляем в правительство РФ. Сначала оттуда наши письма направляли в Минрегион, теперь просто молчок.

Я считаю, что должен быть принят закон, которым устанавливались бы временные рамки, за которые государство обязано в таких случаях обеспечивать людей жильем. Возмутительно: у нас нет законодательства, которое определило бы обязательства государства перед гражданами, утратившими жилье по его же, государства, вине. Суммы и сроки должны быть закреплены законодательно.

Это касается и чеченцев, живущих сейчас в Чечне, и людей, которые покинули Чеченскую республику. Это по меньшей мере, то, что сейчас необходимо сделать. Уже не говоря о том, сколько там ходит фальшивых документов на продажу жилья, якобы проданного хозяевами, которые бежали во время военных действий и ничего не могли продавать. А выстроенные новые дома каким-то странным образом оказались в собственности коммерческих структур и частных лиц.

— Как вы будете проводить кампанию?

— Вот я ее и начала уже.

— А в Чечню поедете?

— Наверное, нет, не поеду. Встречаться с избирателями там опасно для избирателей.

— Почему опасно? Говорят, что «Яблоко» — это партия, как бы допущенная Кремлем к выборам. Не значит ли это, что и руководство Чечни будет лояльно относиться к кандидатам от этой партии?

— После того как люди будут встречаться со мной, я не уверена, что они окажутся в безопасности, когда я оттуда уеду. Ведь представители чеченской власти, выступая на митинге в поддержку Кадырова, уже называли меня в числе «врагов чеченского народа». Понимаю, что если во время моей встречи с избирателями будет, например, вылазка с яйцами, зеленкой или с тортом, в Чечне у меня есть близкие друзья, которые меня одну не оставят, за меня заступятся. Так что я за них беспокоюсь, в первую очередь.

— Вы как математик, бывший преподаватель математики, как оцениваете вероятность того, что наберете нужное число голосов?

— Выборы проходят один раз, и поэтому их результат нельзя оценивать с точки зрения теории вероятностей. Могут быть только экспертные оценки.

— А не с точки зрения математики?

— Я думаю, что априорная вероятность моего прохождения в Госдуму близка к нулю.

— Тогда получается, что ваше выдвижение чисто символическое?

— Да. Но символические действия порой весьма полезны. Кроме того, появляется возможность поставить проблемы во время предвыборной кампании, привлечь к ним внимание. И если вдруг там будут настоящие выборы, то, возможно, часть избирателей все-таки проголосует за список «Яблока». И за меня.