Адвокат Курбединов: «Мне тоже угрожали уголовным делом»

7 сентября суд в Ростове вынес им приговор с тюремными сроками от 5 до 7 лет, а сами обвиняемые слушали его с заклеенными ртами – в знак протеста против произвола. Правозащитное общество «Мемориал» вскоре признало их политзаключенными. Один из защитников «севастопольской четверки», адвокат Эмиль Курбединов, в эксклюзивном интервью Радио Крым.Реалии рассказывает о подводных камнях процесса над крымскими татарами и о том, как работает российское правосудие.

– Какие, на ваш взгляд, наиболее вопиющие нарушения допустил ростовский суд в процессе по делу «севастопольской четверки»?

– Мы сейчас обжалуем приговор ребятам в Верховном суде Российской Федерации, несмотря на то, что им дали максимально мягкие сроки по той статье. Это дело принципа. Они невиновны, а вот их права нарушали с момента ареста: само избрание меры пресечения в виде содержания под стражей было незаконным по ряду причин. Российские силовики оказывали давление даже на слушателей судебных заседаний по продлению арестов. Я помню, когда пришли представители Меджлиса Ильми Умеров и Нариман Джелял, сотрудники ФСБ выдали всем присутствующим повестки в суд, а судья требовал вывести их из зала как свидетелей по другим делам.

– Давили ли лично на вас во время процесса, Эмиль?

– Этот прессинг ощущали, мне кажется, буквально все участники процесса. Через три месяца после того, как я стал защищать ребят, следователь вынес незаконное постановление об отстранении меня от дела. Практически все свидетели обвинения в суде отказались от своих письменных показаний, заявив, что давали их под давлением или вообще не видели, что подписывали. Обвинение поддержали только бывшие сотрудники СБУ, ныне ФСБ, а остальные свидетели прямо признались, что испытывают к обвиняемым личную неприязнь. Протоколы обысков, допросов составлялись с грубыми нарушениями.

– Экспертизы в деле тоже были с «сюрпризами»?

– В одном из заключений по делу эксперт утверждал, что слово «сугбет» использовали исключительно члены партии «Хизб ут-Тахрир», следовательно, обвиняемые к ней принадлежат. «Сугбет» – это тюркское слово, и крымские татары используют его повсеместно. Оно означает определенный тип личного общения. По такому принципу записать в «Хизб ут-Тахрир» можно вообще всех.

– Был ли в деле скрытый свидетель?

– Как же без него! Когда в деле все трещит по швам, они выкидывают этот спасательный круг. В этом скрытом свидетеле ребята узнали араба, живущего в одном из сел. Именно он их позвал на встречу, задавал определенные провокационные вопросы и, записав видео, отнес его сотрудникам ФСБ. Несмотря на то, что голос скрытого свидетеля был изменен, ребята узнали его по характерному акценту. Зовут этого человека Аднан, он до сих пор живет в Крыму и наверняка продолжает провокации. Я считаю, что у него была корыстная цель, потому что он занял у многих людей деньги и не хотел отдавать. Кроме того, во время допроса в суде связь с ним все время обрывалась, и создавалось впечатление, что кто-то подсказывает ему ответы.

– В основе любого дела по «Хизб ут-Тахрир» лежит постановление Верховного суда России от 2003 года. Как вы оцениваете это основополагающее решение?

– Мы изучили его и увидели, что оно тоже, по сути, незаконное. Признавая организацию террористической, суд не приводит никаких доказательств планирования или совершения терактов. Речь идет только о пропаганде создания глобального халифата, без уточнения методов. Насколько я знаю, многие юристы, адвокаты пытались обжаловать это решение, но упирались в стену. Верховный суд просто так не признает себя неправым.

– О каких нарушениях прав крымских татар, мусульман вы будете рассказывать на совещании ОБСЕ в Варшаве?

– Я не могу пока раскрывать все карты, чтобы не подыгрывать нашим оппонентам. Могу сказать только, что у нас будут отдельные блоки по преследованиям за вероисповедание, за принадлежность к «Хизб ут-Тахрир», блок по похищениям мусульман в Крыму. Это и ряд административных дел, когда к людям приходят в дома с обысками, а стоит им выйти во двор, обвиняют в несанкционированных митингах. Это и рейды по мечетям, по рынкам, когда силовики забирали по 50, по 100 человек, отвозили в Центр по противодействию экстремизму и незаконно снимали отпечатки пальцев, фотографировали, составляли анкеты. Мы будем говорить также о давлении на адвокатов, на журналистов в связи с их профессиональной деятельностью.

– Будете ли вы упоминать дело крымского журналиста Николая Семены, которого обвиняют в призывах к нарушению территориальной целостности России?

– Безусловно, о его деле нужно говорить в ОБСЕ, потому что Николай Семена пострадал именно за свое мнение, то есть налицо вопиющий случай нарушения свободы слова. Суд в его случае снова оказался политизированным, стал инструментом расправы над неугодными журналистами.

– Вас лично пытались запугать?

– Были лишь отдельные весточки, намеки, и об этом я тоже буду говорить в Варшаве. Когда я написал заявление на двух сотрудников ФСБ, которые превысили свои полномочия, мне пришло письмо от военной прокуратуры, от военного следственного комитета. Отказав мне в возбуждении уголовного дела, они пишут, что в моих действиях тоже есть состав уголовного преступления, но возбуждать его на первый раз не будут. То есть мне как заявителю угрожают преследованием, если я еще раз пожалуюсь на ФСБ. Вот так сейчас быть адвокатом в Крыму.

Тагир Минибаев, «Крым.Реалии»