«От вас всех зависит итог дела»

21-летний Вячеслав Крюков родом из Геленджика. Учился на бюджете в Российском государственном университете правосудия (РГУП) в Москве. Проходил практику в судах и Следственном комитете, после окончания учебы планировал устроиться мировым судьей. Но в итоге оказался по другую сторону правоохранительной системы. Крюкова, как и других фигурантов дела «Нового величия», задержали в марте 2018 года по обвинению в организации и участии в экстремистском сообществе (ч. 1 и 2 ст. 282.1 УК РФ). После ареста его отчислили с третьего курса университета, сейчас он содержится в СИЗО-3. Гособвинение считает его «заместителем юридически-правового отдела» «Нового величия». Крюков категорически не признает вину и называет все происходящее абсурдом. Об этом он говорит на протяжении всего времени, что находится под стражей. 17 октября прошлого года на заседании Люблинского суда столицы Вячеслав Крюков и Руслан Костыленков решились на крайние меры. Они вскрыли себе вены в зале суда после отказа судьи изменить им меру пресечения. Теперь они участвуют в судебном процессе со скованными руками в наручниках.

24 марта должны начаться прения сторон, которые уже дважды откладывали из-за болезни судьи. Сейчас фигуранты дела и их родные находятся в напряженном ожидании перед выступлением прокурора, который, вероятнее всего, запросит реальные сроки.

«Новая» провела заочное интервью с Вячеславом Крюковым, передав ему вопросы через адвоката. Он рассказал нам о своем конфликте с конвоирами, объяснил, почему не стоит сравнивать дела «Нового величия» и «Сети»*, и о чем напишет книгу, когда выйдет на свободу.

Вячеслав Крюков и Руслан Костыленков в зале суда. Фото: Георгий Малец / специально для «Новой»

— Почему на роль «революционеров» выбрали именно вас? Зачем силовикам нужно было создавать «Новое величие»?

— Думаю, это чистая случайность, и именно нас не выбирали для этой роли. Вряд ли «Новое величие» создавали целенаправленно, это произошло спонтанно. На нашем месте могли оказаться кто угодно. Не знаю, как сейчас, но на конец 2017-го — начало 2018 года в Москве было много оппозиционных молодежных компаний. В таких группах, как и у той, которая стала называться «Новое величие», не было никакого реального экстремизма и призывов. Такие группы объединяли лишь регулярные, но не очень частые встречи, обсуждение новостей, дружеское времяпровождение, переписка в интернете. Но именно «Новому величию» больше всех не повезло именно из-за того, что в эту группу внедрился знаменитый персонаж Руслан Данилов (защита считает его провокатором, его опознали под именем Раду Зелинский, в материалах дела фигурирует под вымышленным именем Александр Константинов — прим. ред.).

Впервые Руслан Д. попал в телеграмм-чат тогда еще не созданного «Нового величия» где-то в ноябре 2017 года и в это же время посетил первую встречу. Непосредственно на этих встречах вел себя крайне активно: занимался поиском офиса для встреч, склонял других к созданию небольшой неформальной организации, предлагал приобрести оружие, выезды за город, был единственным источником ненависти к власти. Благодаря провокационной деятельности Руслана Д. создается якобы экстремистское сообщество со всеми характерными формальными признаками. Но, как ни странно, провокацией это формально не является, ведь Руслан Д. не официальный сотрудник спецслужб. Хотя по факту он единственный человек, который подогнал группу молодых людей под экстремистское сообщество. Написав заявление, он освобождается от уголовной ответственности, и тут начинается проверка. Толком не разобравшись, с самых верхов приходит команда «взять».

Этим делом все довольны: опера — тем, что получили награду за свою самоотверженную деятельность, их начальники — тем, что перед президентскими выборами закрыли еще одних оппозиционеров и другим теперь неповадно будет собираться. И все бы ничего, если бы не поднявшийся резонанс. Думаю, они сами не ожидали этой волны и уже жалеют, что создали такой громкий прецедент. А все из-за мелочности и недальновидности силовиков нижнего ранга.

Фигурантка дела «Нового величия» Анна Павликова. Фото: Виктория Одиссонова / «Новая газета»

Наша история демонстрирует две важные проблемы. Первая — это недобросовестные опера-чекисты, которые в погоне за личными благами оправдывают существование своей работы тем, что повсюду ищут врагов. Вторая — это то, что их начальство никогда не признает ошибки.

восстановлены во всех правах, и все наши страдания компенсированы. К сожалению, в это с трудом верится.

— За все время, что идет процесс, предприняты огромные усилия в вашу поддержку. Проходят акции, публикации в СМИ, за вас выступают известные люди. Эта поддержка как-то вам помогает? Что, с твоей точки зрения, еще необходимо сделать?

— Возможно, мой ответ будет не очень приятен. Но, знаете, когда находишься в СИЗО, то не замечаешь, а иногда просто даже не знаешь о том, что происходит на свободе. Это совершенно никак не отражается на тебе здесь. Ты сидишь, каждый день одно и то же. Распорядок дня, проверка, будоражащий насквозь лязг железных дверей, отсутствие свежего воздуха, скука, угнетение. Моральные страдания из-за отсутствия возможности реализовывать себя, видеть и взаимодействовать со своими родными и близкими. Конечно, приходят какие-то новости, получаю письма, но на нашей повседневной жизни это никак не сказывается. Огласка и общественная поддержка, безусловно, хорошо, огромное спасибо всем, кто участвует в этом. Но все же этого недостаточно, мы все так же сидим, а ничего не меняется. О нашей проблеме просто знают, и все.

Со стороны общественности нужен больший отклик. Только тогда в нашем деле была бы поставлена точка, и мы были бы освобождены. Вспомните того же Жукова, Устинова, Голунова. Уверен на 100%, если бы не общественность, у них ничего бы не изменилось. Чудес в расследовании их дел и неожиданного восторжествования справедливости не произошло бы. Жуков не перешел бы из СИЗО под домашний арест, получил бы реальный срок. Устинов на 3,5 года уехал бы в колонию. А Голунов бы сидел по «наркотической статье», тщетно пытаясь отбиться от выдуманных обвинений, и доказывал свою невиновность.

Далеко ходить не надо, если бы не давление общественности в поддержку Павликовой и Дубовик, когда они были в СИЗО, им бы не заменили меру пресечения на домашний арест. Я все понимаю, мы простые ребята, а не блогеры-либертарианцы, актеры, журналисты и даже не молоденькие девочки, чтобы за это ненавязчиво цепляться и постоянно говорить об этом, писать, выходить на мирные акции протеста. Но разве так справедливо? Уверен, мы ничем не хуже, не глупее их и на свободе не менее нужны, чем они. Остается только надеяться, что в нашу поддержку будет вовлечено как можно больше людей. А сейчас это особенно важно, потому что близится приговор и именно от вас всех зависит итог дела.

Фигурантка дела «Нового величия» Мария Дубовик у Люблинского суда Москвы. Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

— Дело «Сети»* часто сравнивают с «Новым величием». Насколько корректно это сравнение?

— На мой взгляд, данное сравнение не только некорректное, но и неправильное. С самого начала, когда только возникло дело «Нового величия», его стали связывать с делом «Сети». У них более серьезное обвинение в терроризме. Силовики применяли к ним жестокие пытки, долго и тщательно разрабатывали. Когда фигурирует слово «терроризм» и все, что с этим связано, у нас начинают с этим жестко бороться. И поэтому мне стало жутко от того, что в публичном пространстве нас рука об руку ведут с якобы «террористами». Это означало, что мы теперь зависим в какой-то степени друг от друга и каких-то смягчений нам не стоит ожидать.

В 2018 году я очень надеялся на то, что следователи опомнятся, разберутся во всем и хотя бы нам — Костыленкову, Карамзину, Полетаеву и мне — изменят меру пресечения. Возможно, из-за медийного соединения наших дел этого не произошло. Нужно было позволить этим делам развиваться отдельно друг от друга, а не вместе связывать, проводить совместные общественные акции и требовать освободить одновременно «Новое величие» и «Сеть».

Мне кажется, не нужно ставить такие высокие цели сразу. Всегда все делается постепенно, от малого к большему. Это совершенно разные дела, довольно сложные, которые нужно рассматривать по отдельности. Иначе все сваливается в кучу, и может появиться путаница в том, что, как и у кого было. К сожалению, так и вышло.

К тому же их сообщество формально признали запрещенным и террористическим. У нас ничего подобного нет, просто чат в Telegram, пара встреч и отправка за это в СИЗО. Сроки, которые они получили, — это просто кошмар. Эти мальчишки точно не заслужили их, разве они совершили террористический акт или готовились к нему? Необходима отмена приговора и прозрачное, справедливое расследование дела со всеми его обстоятельствами. Нельзя так ломать судьбу невинных людей, их нужно отпустить и позволить им вернуться к обычной, человеческой, спокойной жизни.

— Как с тобой обращаются в СИЗО? Ощущаешь, что к тебе относятся иначе, чем к другим заключенным?

— Ничего плохого сказать не могу. У неискушенных граждан, далеких от понимания того, что происходит в подобных местах, наверное, имеется стереотип, что здесь только бьют и насилуют. Это не так, такого беспредела нет, по крайней мере, в Москве. Все зависит от двух факторов: куда именно ты попал и как будешь себя вести. Определенные порядки, порой очень даже гуманные, как в административной, так и в арестантской среде. Возможно, от того, что наше дело известное и есть общественная поддержка, ко мне относятся немного иначе — иногда приходят правозащитники, поэтому отношение со стороны администрации более внимательное и осторожное.

— Расскажи про сокамерников. С кем сидишь? Как они реагируют на твое дело?

— За все время нахождения в СИЗО у меня сменилось множество сокамерников. Со мной сидели разные люди: от маргиналов до чиновников и бизнесменов. Все они сочувствуют мне и едины во мнении относительно нашего дела. Они в шоке от моей ситуации и осуждают наше государство за то, что они сажают даже без какой-то объективной причины детей. Ничего нет адекватного в деле, никакой морали у тех, кто все это сделал и продолжает поддерживать такой произвол. Как можно выставлять преступниками тех, кто ничего плохого не сделал? Смотря на меня, сокамерники не понимают, что я вообще здесь делаю и за что меня можно было посадить. А слушая мой рассказ о том, в чем меня обвиняют, еще больше убеждаются в том, что это абсолютный вздор.

— Мне известно, что ты не ешь мясо. Как удается оставаться вегетарианцем, когда большая часть рациона в СИЗО как раз содержит мясо?

— Это действительно большая проблема. Тяжело без привычной еды, приходится обходиться тем, что доступно в данных условиях. К сожалению, в российской пенитенциарной системе, видимо, считается, что все заключенные без исключения едят мясо, а вегетарианство — всего лишь прихоть. Хотя я не ем мясо с самого детства, до сих пор не хочу и не собираюсь. Рацион и так скудный, а без мяса выбор еще меньше. Обычно подается что-то мясное или гарнир с чем-то, напоминающим мясо. Такое исключаю сразу. Но бывает, что какой-нибудь гарнир идет отдельно от мяса, я тогда еще дополнительно прошу мясо туда не добавлять. На таком питании долго не протянешь, но благо за эти два года, пока я здесь, мне помогают родные, близкие и неравнодушные люди.

— Как твое здоровье после инцидента в суде, когда вместе с Русланом Костыленковым вы порезали вены? После этого инцидента конвой с вами стал иначе обращаться?

Руслан Костыленков. Фото: Георгий Малец, для «Новой газеты»

— Терпимо, в целом все уже нормально. В первые недели после инцидента раны болели. Сейчас лучше. Только шрамы на всю жизнь остались. Но я использую для их быстрого заживления и корректировки специальную мазь.

Никакого сострадания у них нет. Хотя мы объясняли, почему так поступили, и сразу же извинились за то, что у них могут возникнуть сложности из-за нас. Но им все равно, они не пытаются нас понять, разобраться в причине. Пытаются подкалывать, подшучивать, ведут себя неуважительно. Каждый раз в день судов нас тотально обыскивают. До начала и после окончания заседания нам застегивают руки наручниками за спиной, и в таком положении мы вынуждены находиться несколько часов. В зале суда мы также скованы в наручниках на протяжении всего заседания, это тоже создает много неудобств.

— Во время перерыва в суде 14 ноября прошлого года тебя приковали наручниками к перекладине и держали в позе «ласточки», когда ты находился в конвойном помещении. Можешь вспомнить, что происходило в тот день? Почему конвоиры так поступили?

— В то время акты о применении спецсредств составляли неправильно. В них было написано, что в камерах конвойного помещения нам застегивают наручники спереди, но в действительности застегивали за спиной. Я обратил на это внимание и сделал замечание — пусть либо застегивают наручники спереди, согласно тексту документа, либо исправляют его. Начальник конвоя агрессивно воспринял эту просьбу и сказал, чтобы я не умничал, а то будет еще хуже. В итоге он так и сделал.

Я думаю, эта злоба обусловлена какой-то жаждой мести за то, что мы тогда «вскрылись». Он сказал, что мы ему сделали плохо, ничего не добились и лучше бы так не делали — его лишили годовой премии. Хотя это его проблема, именно он нас обыскивал с Костыленковым, когда мы привезли лезвия в суд. И вот такие люди носят у нас форму полиции и своим поведением позорят ее репутацию. Он, кстати, до сих пор работает в суде, и я не знаю, какие выходки от него можно ожидать.

— Как ты думаешь, почему вам не изменили меру пресечения после вашего протеста в суде? Ты бы все равно так поступил?

— Я не надеялся, что нам изменят меру пресечения. Такая вероятность была слишком маленькой, чтобы на нее полагаться. Наша цель была в очередной раз привлечь внимание к нашему абсурдному делу, выразить свое несогласие, показать, что мы готовы пожертвовать своей жизнью, если ничего не изменится. Лично я уже не смогу смириться. В знак протеста голодал (осенью 2018 года Крюков месяц держал голодовку с требованием отправить его под домашний арест — прим. ред.), писал в различные инстанции, публиковал открытые письма. Если повернуть время вспять, то я бы все равно так поступил, потому что это принесло свои весомые плоды.

— До ареста ты учился в РГУП, проходил практику в судах и в СК. Находясь на скамье подсудимых, как сейчас оцениваешь судебную систему? Изменилось ли отношение?

— Судебная система сейчас находится в очень плачевном состоянии. Можно сказать, она придет к полному краху, если все оставить так, как есть. Конечно, мое отношение к ней изменилось. Вернее, не то что бы изменилось, оно было скорее нейтральным и поверхностным, а сейчас более осознанное. Одно дело, когда ты не сталкиваешься с этой системой, а другое — когда оказываешься внутри. Все эти системы — судебно-следственная и уголовно-исправительная — нуждаются в серьезной реформации. Многие механизмы в них неправильно и неадекватно работают. Это нужно исправлять, и у меня, как мне кажется, есть вполне неплохие идеи на этот счет. Я обязательно все это детально проанализирую и предложу свои варианты решения данных проблем.

— Планируешь написать о том, что с тобой происходило в СИЗО?

— Да, у меня есть много, чем я хотел бы поделиться, о чем поведать всему миру. Просто рассказать какие-нибудь истории, произошедшие в СИЗО, — наверное, будет не очень интересно читать. Несомненно, если я буду писать автобиографическую книгу, то и они там будут. А так я лучше расскажу о своих выводах и взглядах, которые сформировались в заключении. Вообще, я планирую много чего опубликовать. Например, я уже занялся написанием одной художественной книги, сюжет которой будет развиваться в современной альтернативной российской реальности. Надеюсь, в этом году я точно выйду, и мне удастся ее издать.

Андрей Карев

«Сеть»* — организация, признанная террористической и запрещенная в России