По материалам ПЦ «Мемориал» 15 октября 2015 года на сайте «Медаизона» опубликована статья «Процесс Савченко. Допрос Русского».
К делу были приобщены документы, изъятые у засекреченного свидетеля Иванова. Среди них: сводки о чрезвычайных ситуациях, произошедших на территории Луганской области 17 июня, список лиц погибших в тот день недалеко у поселка Металлист, копии постановления о проведении судебной экспертизы трупов погибших журналистов, пять схем-карт на листах формата А3.
На этом заседание закончилось и продолжится в понедельник, 19 октября.
Суд зачитывает протокол осмотра документов – копии медэкспертизы нескольких трупов неизвестных мужчин, постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы трупа корреспондента Волошина. Согласно выводам эксперта, журналист погиб в результате огнестрельной взрывной травмы головы. Туловища, конечностей, «сопровождаемой полным расчленением тела». Кроме того, исследуется экспертиза тела погибшего журналиста Корнелюка. В материалах отмечается, что смерть наступила в результате множественных проникающих и не проникающих осколочных ранений грудной клетки, живота и конечностей, «с поражением внутренних органов и костей скелета».
Прокурор перешел к изучению шестого тома. Он зачитывает протокол выемки документов из муниципального следственного отдела СУ СК по Ростовской области в Донецке, а также протокол осмотра изъятых предметов и документов. Савченко в клетке легла на скамью, конвоиры жестами потребовали встать. Подсудимая жестами показала, что у нее болит голова.
В суде оглашается расшифровка видеозаписи, на которой протоирей Владимир Марецкий, настоятель Свято-Никольского храма в Луганской области, рассказывает, как Савченко лично его пытала, пока он был в плену у украинской стороны. По его словам, Надежда Савченко лично избивала его, «била с ненавистью по детородным органам, предлагала расстрелять, при этом говорила: «Зачем с ними возиться». На вопрос, сколько раз Савченко заходила к свидетелю, ответил, что до 25 мая, пока он находился в расположении батальона «Айдар».
«Пусть Господь определит ее судьбу дальше, если она успела покаяться, пусть живет с миром, а если нет, то она сама себе этот путь выбрала», – говорил Марецкий.
Надежда Савченко в это время расхаживает по клетке и смеется в голос, адвокат Полозов тоже улыбается.
Теперь изучается запись, на которой, по всей видимости, опрашивают саму Савченко, кто именно – в материалах не уточняется. Файл был создан 7 октября 2014 года.
На суде оглашаются протоколы осмотра видеозаписи, приобщенной к делу. На видеозаписи имеется изображение темноволосого мужчины средних лет, одетого в камуфляжную толстовку, который подходит к трибуне и отвечает на вопросы журналистов.
Суд изучает протокол о выемке каких-то вещей, принадлежавших Савченко, в кабинете у следователя Гордеева.
— Какие профессии больше всего не любят на войне?
— Я уже говорил, вроде.
— Я подскажу – летчики-бомбардировщики, снайперы и наводчики. Я, по вашим словам, всеми тремя была. Надо было меня убить три раза, наверное. Знаете, в бою вас было за что уважать. Вот если бы вы сейчас не врали, я бы вас уважала. А так это невозможно, вы врете.
Вопросы задает адвокат Новиков.
— Среди ваших товарищей был Фролов Алексей Николаевич, 1986 года рождения?
Судья не понимает, к чему этот вопрос. Новиков объясняет, что этот человек мог погибнуть под тем же обстрелом, что Корнелюк и Волошин. Долго спорит с прокурором о том, что свидетель уже говорил, что по фамилиям ничего не знает и вообще говорит, что никто не погиб. Вопрос снимается. Судья отмечает, что свидетель «по фамилиям не может ответить». Новиков просит разрешить ему назвать 10 фамилий по списку. Но судья не разрешил.
— Помните ли вы реплику «Разбегись, народ» во время съемок Савченко. Кто это кричал?
— Вроде Кэп.
— В связи с чем?
— У него спросить надо. Скорее всего, все-таки девушку поймали, и стали все сбегаться посмотреть, покидать позиции. Ну он и сказал, чтобы, мол, вернулись на свои позиции.
— Вы увидели, что люди хуже, чем вы думали. Не возвращайтесь на ту войну, – неожиданно говорит Савченко ополченцу.
Прокурор спрашивает, знаком ли свидетелю Сергей Мельничук, но судья снимает вопрос. Свидетеля отпускают.
— Когда вели съемку, вы всех пленных украинцев сняли?
— Наверное, не всех. Вы попали в плен, бой закончился, там кто-то повыпрыгивал в БТР, кто-то в кусты, то есть, там такое происходило, а когда закончился бой их уже стали выводить и задавать вопросы, кто сколько получает, откуда приехал.
— Среди пленных вернулись все, кроме одного. Его добили?
— Как зовут?
— Женя Лопоухин.
—Я не знаю, помню что он в крови был. Обычный парень такой, испуганный. Не знаю, что с ним стало, никто бы его не стал добивать.
— Есть запись, когда мы с вами разговаривали? – уточняет Савченко.
— Нет, не было такого.
— Я видела, что кто-то из ваших снимал это.
— Нет, не было такого.
Свидетель и подсудимая спорят – Савченко говорит, что назвала себя «летчиком, а не наводчиком», а Русский настаивает, что она говорила, что она назвала себя «корректировщиком».
— Какого масштаба нужна карта, чтобы навести огонь? «Миллионка»? «Двухтысячная»?
— Ну чем больше, тем лучше.
— Наконец-то я хоть от одного добилась, что не каждая карта подойдет. На моей карте была координатная сетка?
— Разбитие на квадраты было, система координат была.
— Вы видели, что именно эту карту вытащили у меня?
— Видел, что из правого кармана штанов у вас вытащили карту, цветную.
— Этого не было, моя карта была в разгрузке.
— Зачем вы вели съемку? – спрашивает Савченко.
— У меня мысль была в голове, что люди должны узнать. Я помню, что в молодости, когда была Чечня, я смотрел телевизор, и понимал, что мы знаем это о войне, благодаря корреспондентам. И я подумал, что хотя я не умею, я должен снимать. Моя физиономия туда попала случайно. Я никуда не выкладывал, я дал корреспондентам «Лайфньюс» и они их выложили.
— Вы помните, что там снимали? Там есть кадр, где вы погибающему под БТР не даете воды. Когда приходит похоронка матери этого человека, вы как думаете, как себя чувствовала его мать, когда увидела эти кадры?
Свидетель рассказывает, что один боец хотел позвонить матери с телефона убитого, но он якобы не дал ему это сделать, потому что не хотел, чтобы так поступили с его родителями.
— Вы переписали видео в тот же день видео с фотоаппарата на компьютер? – интересуется Полозов.
— Практически в тот же день. Журналисты приехали на следующий день, очень уставшие. Мы цветы собирали в поле, потом сходили в баню, и потом уже делами занимались.
Адвокат Новиков задает вопросы ополченцу Русскому.
— Титов Владимир Геннадьевич вам знаком?
— Скажите позывной.
— Позывной первый замминистра МИД России.
— Нет.
— А полковник Маньшин Сергей Евгеньевич вам знаком?
— Нет.
В августе первый заместитель министра иностранных дел России Владимир Титов сталфигурантом дела Надежды Савченко в деле о пособничестве в незаконном лишении свободы гражданки Украины Савченко.
— У меня такое ощущение, что у вас одна цель – в чем-то уличить свидетеля.
— Во лжи, ваша честь.
— Но вы передергиваете.
— Может я не была корректировщиком, потому что если бы я целенаправленно это делала, то я была бы одета более скрытно?
— Ну, я приехал без военных вещей, меня пускали сюда официально. И я сам удивился, что я даже сам не хотел тельняшку носить. Видимо, инстинкт самосохранения сыграл свою роль. А по поводу того, ходили вы в какой одежде... Ну, если ваши войска, ВСУ, имеют привычку на антенны БТР цеплять флаги, что полностью демаскируют их, я не знаю, может вас там учат так.
— Нет, нас так не учат, Вы тоже все в георгиевской лентой ездите и считаете это нормальным. Вы заметили во мне какую-то ненависть к мирному населению?
— Вы знаете, вы сказали, что это ваша страна и вы будете ее защищать. Но, по-моему, это мы от вас защищались, мирные жители Луганска и Донецка от вас защищались. Фразы «я хочу резать и убивать» я от вас не слышал. Но мы с вами этой темы и не касались.
— В вашем батальоне «Заря» не было мародеров?
— Вы знаете, подонки и мрази есть на любой войне.
— Слава богу, вы это признали.
— Я не сказал, что они были среди нас.
— В плену я понимала, что вы можете меня убить. Но почему вы продали меня в Россию, я не могу понять до сих пор. Вы считаете, что я должна кому-то за что-то ответить?
— За то, что вы сделали.
— Я этого не делала, я была в другое время и на другой стороне.
— Я думаю, что суд соберет доказательную базу и вынесет решение.
— Ваша позиция на Стукаловой Балке была правее или левее дороги?
— Она была прямо на дороге. С правой стороны, если смотреть на Счастье.
— На какой стороне, ориентируясь по северу, вы меня увидели?
— На левой, я стоял на дороге, вы стояли на коленях, я вас увидел.
— Можно сказать, что машину моей сестры размородерили,?
— Саму нет, но то что было внутри, ребята взяли. А саму машину и возвращать некому было ведь.
— В багажнике видели женские вещи?
— Не помню, были какие-то камуфляжи, такие вещи.
Савченко долго молчит.
— Вы знаете, в чем меня обвиняют?
— Ну, знаю.
— Вы знаете, что меня обвиняют в намеренно прицеливании и убийстве мирного населения. Вы пели здесь мне оды, что вы меня уважаете. Вы реально уважаете человека, который намеренно из ненависти убил мирное население?
— Вы мне, честно скажу, симпатизируете как человек, но то что вы сделали, я осуждаю
— А что я сделал?
— Убили мирных жителей.
— Вы, русский человек, пришли защищать украинцев?
— Я не считаю, что какой-то закон запрещает защищать людей.
Теперь вопросы ополченцу задает сама подсудимая Савченко.
— День добрый. Вы уже выучили украинский, пока воевали, или лучше на русском?
— Лучше на русском.
— Вы служили в ВДВ российской армии. Вы обмолвились, что на боевых действиях снимали тельняшки. В каких еще боевых действиях вы участвовали?
— Это гостайна, про участие в боях. То, что было до Металлиста, я не имею права разглашать.
— У вас в Украине были друзья или вы просто решили ехать?
— Просто решил.
— Вы приехали 1 июня. 15 июня был ваш первый бой?
— Контактный первый.
—Ваша группа двигалась вдоль гольф-клуба?
— Да, в 6-7 утра на желто-зеленой Ниве. Там мы попали в засаду, нас вывозили на гражданской машине.
— А где осталась Нива?
— У въезда в гольф-клуб, вы ее забрали.
— Какие еще там машины были?
— Белый или какой-то светлый микроавтобус, еще что-то.
— Куда делся бинокль Савченко? Рация? Автомат?
— Не знаю. Я себе ничего не брал, куда делось – не знаю. Не могу сказать.
— У вас были инструкции, что делать с вещами найденными при пленных?
— Нет. Инструкций никто не давал. Был командир, если что-то случалось, то докладывалось ему.
Адвокат Новиков спрашивает, что такое «улитка».
— Это разделение площади большого квадрата на более мелкие.
— Минометные обстрелы по военкомату откуда велись?
— Они велись диверсионными группами, которые постоянно стреляли с разных позиций. Я занимался выслеживанием этих групп. Был очерчен радиус, по которому они передвигались на автомобиле, доставали миномет, стреляли и ехали дальше.
— Вы занимались поиском вражеских корректировщиков?
— Конкретно корректировщиков нет. Выявлением противников занимался любой боец.
— Вы осматриваете высокие точки на поле боя, или не обращаете внимания?
— Смотря какая местность.
— На какое расстояние открывается обзор с мачты высотой 40 метров?
— На десятки километров.
— А с какого расстояния видно человека на такой мачте?
— Смотря какая оптика.
— Ну, невооруженным глазом.
— Затрудняюсь ответить. Много факторов.
— Если бы Савченко, как вы ее описали, сидела на мачте, вы бы ее заметили с вашей позиции?
Вопрос снимается.
— Известна ли вам комплектация регулярных и добровольческих батальонов?
— Ну они выглядели по-другому, добровольческие снабжались как-то, а обычные солдаты ходили оборванные в черном камуфляже. А у добровольческих и оружие было другое, и вообще.
— Какое оружие было у «Айдара»?
Свидетель объясняет, что стрелковое оружие «Айдара» отличалось от того, которым пользовались ополченцы. Новиков спрашивает, как расправляются со снайперами на поле боя. Судья снимает вопрос: «Это вы в интернете будете искать потом».
— Вам приходилось убивать людей?
Можете не отвечать, говорит свидетелю судья. Он не отвечает.
— Где находилось солнце, когда вы снимали Савченко в платке? – спрашивает Фейгин.
— Когда я переходил дорогу, солнце находилось с правой стороны.
— Вы в этот момент снимали на камеру, когда двигались к ней?
— Нет.
— А когда вы прекратили снимать, где находилось солнце? За спиной у вас?
— Если идти в сторону Счастья, то справа за спиной.
— Вам известно об обстоятельствах перехода Савченко через границу РФ? – спрашивает Полозов.
— Неизвестно, я не знаю, как она исчезла из батальона.
— Когда происходил обмен, кто принимал решение о нем?
Судья снимает этот вопрос.
— С вами сотрудники ФСБ перед дачей показаний беседовали?
— Нет.
— На вас оказывалось давление для дачи определенных показаний?
— Никакого никто на меня воздействия не оказывал.
Новиков расспрашивает Русского про раненных и поясняет, что задает эти вопросы исходя из опроса свидетеля Ефимова. Он хочет уточнить, сколько было раненых под Стукаловой Балкой, когда журналисты погибли.
По словам свидетеля, раненных эвакуировали на машинах и везли в сторону Луганска.
— Кого-то отвозили в больницу на той машине, на которой увезли с поля боя?
— Наверное, не знаю.
— Существовала ли необходимость перекладывать раненых в машины скорой помощи?
Вопрос Новикова судья снимает.
— Все ли, кто участвовал в бою на стороне ЛНР, принадлежали к батальону «Заря»?
— С нашей стороны был взвод спецов, взвод разведки и взвод штурмовиков. 80 человек в среднем на позиции было.
— Сколько из них было ранено и убито к концу дня?
— У спецов три человека и у нас три человека. Это убитые.
— А раненые
— Может человек 10. Я подсчет не вел.
— Пленные с вашей стороны в тот день еще были?
— С нашей нет.
— А в предыдущие дни?
— Нет, не знаю.
— Известно ли вам, чтобы взятый в плен возвращался по обмену?
— Не знаю, не слышал.
Защита просит свидетеля показать суду свои руки, на них татуировка с надписью «За ВДВ».
— Может заставим раздеться его тогда? – возмущается прокурор.
— Поддерживаю! – веселится Новиков. Он просит свидетеля рассказать про раненных.
— Основная часть раненых была после обеда, когда пошел артиллерийский огонь по нашим позициям. Было затишье, я его связываю с тем, что корректировать некому было. А после четырех часов стали класть так точно, что, ну, просто по дороге ровно клали.
— Если у вас есть военная подготовка, был ли какой-то смысл в перенесении артиллерийского огня на перекресток?
— Знаете, эта война показала такой момент... В общем, всегда тупая лобовая атака. Если они ходят на разведку в тельняшках и желто-блакитных шарфах, может быть они не таки профессионалы?
— Вы видели перекресток с того места, где находились?
— Я перешел на другую сторону дороги и оттуда видел перекресток.
— А что вы там видели?
— Я отвечал.
— В тот момент, когда захватили гражданскую машину, стрельба велась от перекрестка?
— Сейчас сказать не могу, велась ли точно стрельба именно когда они подъехали, но в районе 10-15 минут велась.
— Вы знаете двух бойцов, которые сидели в машине, как их зовут?
— Нет, не знаю. Они рассказывали, что приехали нам на помощь из самого Киева, что нас поддерживают.
— Личные вещи видели их?
— Я не досматривал.
— Были ли минометы и артиллерия у вашей стороны?
— Артиллерии как таковой не было, минометы были.
— Они в тот день стреляли?
— За день до этого стреляли.
— А в тот день стреляли?
— Я не помню.
— А где они стояли?
— Я не знаю. На моих позициях не было.
— Много их было?
— Ну... Я думаю, что два миномета, там были ребята-штурмовики, располагались по направлению к Счастью. Но я не помню, чтобы они стреляли. Я объясню: разведвзвод был наш единственный. Если бы кто-то стрелял, то кого-то послали бы сделать разведку. Я в разведку не ходил.
— Вы сами знакомы со специальностью корректировщика огня?
— Знаком, да. Я сам не корректировал, но я наносил координаты на карту.
— Карты в корректировке отличаются от других карт?
— Если человек профессиональный, он спокойно по картам по нашим, по ихним сможет корректировать огонь. Там нанесены все опознавательные знаки, посадки и высотки и так далее.
— Еще раз, карта корректировщика - это отдельный вид карт?
— Еще раз, если человек профессиональный, он сможет по любой карте.
— Что значит «профессиональный»?
— Ну есть образование.
— У вас есть?
— Нет.
— Пленные сбегали?
— Давайте так: я не видел, чтобы пленные сбегали. Единственное, была версия у ребят в батальоне, что она сбегала, Надежда. То есть это была версия. Ну знаете, как на рынках бабушки говорят, никто ничего не видел, но кто-то говорил. Кто именно говорил, не помню. Была также версия, что ее обменяют. Но только версия.
— А что с пленными остальными было?
— Вы знаете, они были в батальоне, а потом их не стало в батальоне. Что с ними произошло, я не знаю. Так, по памяти, это недели через две, наверное, я заметил. Я сам не видел. Что мне было интересно, я узнал у тех ребят и у нее, повторно туда приходить смысла я не видел.
Теперь вопросы задает адвокат Новиков.
— Все ли файлы, которые на тот момент были в папке «Бой в Луганске 17 июня», вы переписали на флешку и переписали следователю?
— Я переписал то, что там было.
— Вы ничего оттуда не убирали?
— Я лично не убирал. Уже после допроса я удалил файлы какие-то, чтобы освободить место.
— Вы помните, сколько там файлов было?
— Нет, не помню.
— Они были пронумерованы. Было такое, что 79 файл есть, а 80 нет?
— Я не помню, – мотает головой свидетель.
Защита просит еще раз описать, сколько было атак, совершенных при использовании БМП, БТР и танка. Свидетель описывает по протоколу. По его словам, БТР атаковал позиции ополченцев в районе 8 утра, потом ыбло затишье, в 10 часов утра прошел танк, еще через два часа – БМП, которые захватили, потом снова затишье. Савченко задержали между 12 и часом дня. Новиков просит уточнить, когда был эпизод с гражданской машиной. Свидетель говорит, что перед танковой атакой, но минут за 40 до задержания Савченко
— Такая ситуация... Опять же, я примерно... Ну полчаса-сорок минут, – вспоминает Русский.
Заседание продолжается. Полозов спрашивает у свидетеля, кем являлся Валерий Болотов с 17 по 23 июня в батальоне «Заря».
— Он был руководителем республики, один раз приходил в батальон на присягу.
— Сколько раз вы посетили Савченко в плену?
— Кажется два, 18 и 21 июня.
— Видео записывали?
— Нет.
— Во что она была одета в этом помещении?
— В те вещи, которые на ней были при задержании.
— Вам известно про ранение?
— Она ничего не говорила.
— А она сидела в кителе, когда вы приходили?
— Да.
— А там не было жарко?
— Ну, я бы не сказал, что жара была сильная, нормальные условия.
— Пленные там все время находились или их выводили на прогулку?
— Ну выводили несколько раз.
— А как это происходило?
— Это имеет отношение?
— Да, имеет.
— Я видел, как они выходили, с левой стороны была площадка, я видел, что пленные там стояли. Савченко я там не видел, при мне ее не выводили.
— Вам известно, кто принимал решение об обмене пленных?
— Нет.
— Снайперы ходят с автоматом?
— Нет.
— А корректировщики?
— Ходят. С автоматами, с биноклями.
— А какие-то яркие вещи корректировщики надевают?
— Я понимаю, к чему вы клоните... Но может быть, она не такая профессионалка какой кажется, а может быть, она так бравирует, отдает дань желто-блакитным цветам...
Савченко смеется, сидя в «аквариуме».
— Когда ее задержали, китель расстегнут был?
— Не видел. Мы когда увидели этот дезодорант еще постебались, что подстрижена по-мужски, и ведет себя как мужик, и вещи у нее мужские. А она говорит: ну ты знаешь, что мужские дезодоранты лучше работают.
После допроса, Саченко посадили на заднее сидение, у нее по бокам сидели два человека, а руки были связаны за спиной.
Русский говорит, что у него был свободный доступ к Савченко, когда она находилась в плену. Насчет других бойцов взвода не знает, ходил ли кто-то к ней или нет. Но ему кажется, что нет. Сам свидетель ходил, потому что «было интересно, все-таки единственная женщина задержанная, почему она выбрала такой путь для себя, почему выбрала войну, когда должна рожать детей, воспитывать их и быть с мужем». Полозов спрашивает, как производилась охрана пленной.
— Знаете, я одно время даже побаивался, что пленных там будут бить, поэтому следил за этим. Я постоянно спрашивал, не трогал ли их кто-либо. Ну, это военное такое – если я ее брал в плен, и не трогал ее, то и те, кто ее охраняет, трогать ее не должны. Я ни одного случая не знаю, чтобы их там били.
Защита спрашивает, кто был руководителем батальона «Заря». Свидетель говорит, что им был Плотницкий. Полозов уточняет, был ли он командиром 23 июня.
— Знаете, там же есть такая вещь, как приказы, в каких числах он назначен был я не знаю.
Полозов интересуется, что свидетелю известно про обмен пленными. Ополченец говорит, что слышал только об обмене телами.
Судья объявил перерыв до 14-00.
Теперь вопросы задает адвокат Фейгин.
— Вы говорили, что поехали защищать мирных жителей. А об уголовной ответственности по статье «наемничество» вам известно?
— В этой статье говорится про деньги, а я не получал никаких сумм ни от кого, я пошел защищать мирных жителей.
— А вы знакомы с составом статьи о наемничестве? - спрашивает Фейгин, листая УК. Его вопрос снимают.
К вопросам переходит адвокат Полозов.
— Когда Савченко пленили, вы все ее ответы при допросе снимали?
— Я снимал короткие ролики, не полностью записывал.
— А сколько разговор длился?
— Около 10 минут.
— А вы из этого времени сколько снимали?
— Ну, секунд 10.
— На видео есть слова о том, что она корректировщик?
— На видео ее спрашивают, снайпер ли она, она говорит нет, у меня автомат. А про корректировщика она уже сказала после того, как я выключил камеру.
— Почему она сказала, что она корректировщик?
— Знаете, я думаю, что она знала, что у нас со снайперами, ну, не очень хорошо поступают.
Савченко из клетки говорит свидетелю, что с корректировщиками тоже.
— Эдуард позвонил на «горячую линию», связался, узнал куда приходить для дачи показаний, я пришел, – говорит Русский.
— Эдуард пояснил, почему именно сейчас?
— Ну, он сказал, что поедет давать показания, и другие ребята поедут. Я решил, что да, правду нужно рассказать.
О своем допросе Эдуард (ополченец по прозвищу Лютый) ничего Русскому не рассказывал. Фамилию следователя, который допрашивал свидетеля, Русский не помнит. Новиков просит пересказать, что он ему рассказал о видео. Русский говорит, что рассказал, что снимал с 8 утра до трех часов дня, что не занимался монтажом роликов, и что это сделали уже журналисты «Лайфньюс». Свидетель созванивался со следователем до того, как дать показания. Файлы привез сам, скопировав их на флеш-карту. Адвокат просит объяснить, как осуществлялся перенос файлов – куда свидетель их вставлял, какой командой копировал.
— Какие-то файлы удаляли? – уточняет Новиков.
— Сейчас сказать не могу... Может, какие-то были удалены... Нет, ну какие-то я точно удалял, но это наверное уже после допроса было.
— Все-таки удаляли?
— Я удалял после того, как их выдал следствию.
— То есть следствию дали в неизменном виде?
— Да.
— Компьютер находится этот где?
— Отдал товарищу.
— Какому?
— Это принципиальный вопрос?
Новиков объясняет судье, что у защиты есть подозрения что дата создания файлов была изменена искусственным образом и попала в уголовное дело. Судья ничего не ответил, тогда свидетель говорит – позывной товарища был Ворон, зовут Руслан, но он погиб. После недолгих уговоров называет и фамилию ополченца – Руслан Мартынов. Никаких людей, которые моли бы пояснить, где находятся его вещи, свидетель не знает. Когда именно он подарил компьютер, он тоже не может вспомнить
— Вы знаете, что такое экзит-блок в видеофайле?
— Нет.
— Вы пытались менять экзит-блоки в данных файлах?
— Нет.
Свидетель отвечает на вопросы адвоката новикова, но со временем теряет уверенность в голосе.
— Кому-то еще, кроме «Лайфньюс», передавали записи?
— Нет вроде.
— А официальным лицам российским?
— Следствию.
— Что именно?
— Флешку.
— Какую?
— Обычную.
— Какой емкости?
— Не помню.
— Какой общий объем файлов?
— Не помню.
— В связи с чем передавали?
— В связи с тем, что я давал показания по данному уголовному делу.
— А кому давали?
— Следователю.
— Где?
— В Донецке.
— По чьей инициативе?
— По своей.
— Сами обратились в СК?
— Да. У нас есть товарищ, Лютый, он сказал в связи с этими событиями, что можно сюда приехать, что можно приехать дать показания. Это было зимой.
Адвокат Новиков просит суд обратить внимание, что они не возразили ни на один вопрос прокуроров, и попросил дать защите такую же свободу, потому что Русский – это ключевой свидетель. Он просит показать видеозапись, о которой все время говорят — то есть все видеоматериалы, которые были приобщены к данному делу. Прокурор против. Суд в ходатайстве отказал.
— Очень хорошо, – говорит Новиков, – Тогда обойдемся без роликов.
Адвокат начал с уточнения, настоящая ли у свидетеля фамилия.
— Нет.
— А можете пояснить, какая была дана при рождении?
Свидетель мнется, ему на подмогу приходит прокурор, который просит снять вопрос. Называть прошлую фамилию свидетель не хочет, но уточняет, что была изменена она в 2006 году. Для убедительности он оказывает паспорт, в котором он указан как Русский. Ополченец не отвечает на вопрос защиты.
— Вот у меня фамилия Фейгин от рождения! – сообщает свидетелю адвокат Фейгин.
— Раз не можете пояснить фамилию, поясните, привлекались ли вы к уголовной ответственности? – просит Новиков. Прокурор против того, чтобы свидетель отвечал. Судья снимает вопрос.
Адвокат Новиков просит объяснить, что за фотоаппарат был у свидетеля. Ополченец говорит, что камера была вроде марки «Фуджитсу», лежала у него дома.
— Какой опыт съемки и редактирования видео у вас?
— Когда-то я занимался в молодости, в программе обычной, в PowerPoint. Еще со школы. Но профессионально я никогда не монтировал.
— Как вы производили съемку?
— Я брал аппарат, нажимал на кнопку и снимал.
Прокурор уточняет, что за бинокль был в автомобиле. Ополченец со вздохом признается, что про «бинокль-то я забыл».
— Не то, чтобы суперсовременный, не смотровой, не гигантский, но среднего размера такой, насчет кратности сказать не могу.
Еще раз объясняет, что, по его мнению, после задержания Савченко огонь стал идти мимо, потому что украинцы меняли корректировщика. Раненых в тот день доставляли на автомобиле «Газель».
— Чтоб вы понимали, там пленных вывозили партиями, потому что их много было, а их кому-то охранять нужно было. Плюс раненных было достаточное количество, их тоже вывозили.
Свидетель объясняет, что видео он снимал на свой личный фотоаппарат. Ролики получались короткие, а монтажом ополченец заниматься не умеет. Позывной, говорит свидетель, у него Печора. Рядом с Савченко в день ее задержания был ополченцы с позывными Кэп, Шатун, Бекас и Лютый.
— Почему Савченко отдельно от остальных пленных задержали? – спрашивает прокурор.
— Ну, как бы, есть предположение, что потому, что она женщина, – смеется свидетель.
Второй прокурор спрашивает, что свидетель делал после 17 июня. Русский рассказывал, что он находился в расположении батальона «Заря» с периодическими выездами, потому что тогда шло временное перемирие, минимум три дня происходил обмен телами погибших. Треть своего времени он находился в батальоне. Как только перемирие закончилось, стали бомбить по военкомату, «и в целом по городу», говорит он.
— То, что Савченко сделала, она должна за это ответить, – добавил ополченец.
Теперь допрос свидетеля будет проводить защита.
По словам ополченца, офицеры ВСУ также относятся к добровольческим батальонам вроде «Айдара».
— Если у офицеров есть понятия долга и чести, то у этих ублюдков ничего нет. Я Савченко зауважал после того, как другие из «Айдара» сказали, что ее там боялись больше командира батальона. Она там была серым кардиналом и одновременно таким цепным псом, которого спускали, если что-то делали не так.
О гибели журналистов Русский узнал по телевизору. Он был с ними лично знаком, но о гибели уже узнал позже. Прокурор спрашивает, задерживался ли в тот день гражданский автомобиль.
— Это был малолитражный автомобиль, маленький какой-то, китайский. Это было перед танковой атакой, то есть в районе часа. Трудно сказать, до задержания Савченко или после. Наверное, после.
У прокурора неожиданно пошла кровь из носа, возникла пауза. Затем он продолжил допрос. Прокурор спрашивает, были ли документы в задержанном автомобиле. Русский документы не видел, но в багажнике были каски, бронежилеты, фляжки, обычная рация и мобильный телефон.
После 17 июня свидетель беседовал с подсудимой в батальоне «Заря», в комнате, где ее держали.
— Мы с ней общались раза два или три, на довольно отстраненные темы. Я про семью ее спросил, есть ли у нее дети. Так, чисто по-человечески обращались. Я спросил – она ответила.
— Она поясняла вам, что она там делала? – спрашивает прокурор.
— Ну там, на месте, она сказала, что она корректировщик. Потом я у нее не спрашивал про те события. Единственное, что спросил, как ощущения, когда попадаешь в плен, когда «наваляли». Она поздравила, сказала, что молодцы, хорошо отработали.
У меня двоякое отношение к Савченко. Может мои друзья не поймут, но к ней я отношусь с большим уважением. Не так много людей на войне могут вести себя так уверенно и смело, знают зачем пришли сюда и почему. Достойный соперник, побеждать которого для меня честь. А по поводу ребят на Украине – по-моему, 90% тех, кто там служат, это обманутые люди, которым сказали, что там террористы и так далее, и они идут на них из-за этого. Но я абсолютно без всякой злобы к этим ребятам из ВСУ, которых мобилизовали, которые сидели как собаки забитые в плену. Они не хотели воевать в этой войне. Некоторые из них даже не знали, что они в Луганской области находятся. А по поводу «Айдара» – это подонки, которые хотят нарушать закон, убивать, насиловать грабить, знаете, веками, но там им не давали.
Свидетель в точности по протоколу перечисляет вещи, которые были найдены у Савченко, вплоть до уточнения, что у нее был найден «дезодорант мужской». На изъятой у Савченко карте, говорит он, были абсолютно правильно указаны все посадки на местности и карта в целом соответствовала действительности.
— Те видеоролики, которые я снимал, записывались в течение всего дня. В процессе менялись батарейки и флешка. Когда мы приехали в батальон, я всю информацию из флешек сохранил на компьютер, и в дальнейшем, когда приехали журналисты «Лайфньюс», я передал им эти ролики.
По просьбе прокурора свидетель уточняет, что расстояние от его позиций до поста ГАИ составляло около двух километров. От города Счастье ополченец находился в 15 километрах, «если считать по дороге». Минометный обстрел шел со стороны Счастьенского моста. Русский предполагает, что его вели ВСУ.
Он вспоминает одежду Савченко: на ней был светлый камуфляж, на ногах берцы, тельняшка, китель. Про желтую повязку с надписью «Самооборона Майдана» он не упоминает, а адвокат Новиков, между тем, достал ее и положил на стол.
— Руки Савченко были связаны у нее за спиной, рукава опущены, ранений и следов крови не видел. Когда я подошел к товарищам, ей на глаза натянули желто-синий шарф, он был не тряпичный, а как бандана, закольцованный, через голову надевался. С надписью «Самооборона майдана» на ней, – говорит Русский.
Телекоммуникационных вышек свидетель не видел. Он объясняет, что пленных отправляли на Луганск партиями, Надежда, например, была с двумя другими «ребятами». Ее отправлял на Луганск ополченец по прозвищу Кэп.
Свидетель Русский дает показания и постоянно вздыхает.
— После артобстрела к нам в плен попали военнослужащие украинской армии, среди которых была Надежда Савченко. По времени было примерно в районе часа дня. После того, как ее взяли в плен, обстрел той стороны вообще прекратился на какой-то время, потом возобновился, но был настолько неточным, что некоторые снаряды уходили в километре от нас. Скажу больше: наверное, ВСУ потребовалось определенное время, чтобы вывести на позиции новых людей – наблюдателей, корректировщиков, не знаю, как их называют. Потому что прицельный огонь по нашим позициям возобновился только к четырем часам.
Савченко вели мои друзья с позывным Кэп, Шатун и Нигас. Когда я подошел к моим товарищам, она стояла на коленях. Велась беседа, даже не допрос – ей задавали вопросы, она отвечала. Я достал камеру, включил, и снял буквально несколько секунд. Ее спросили: ты снайпер? Она сказала: нет, не снайпер. Потом, отвечая на мой вопрос, она сказала, что она – Надя Савченко, что она штурман вертолета, в простонародье, как она объяснила, я понял, что она наводчик.
В зал зашел следующий свидетель – Егор Русский, который работает главой районной администрации. Свидетель в сиреневой рубашке, подстрижен под полубокс, 1987 года рождения. Именно он в июне прошлого года снимал на видео задержание Савченко.
Русский объявил, что подсудимая Савченко ему знакома «в связи с тем, что в Луганской области 17 июня она принимала участие в боестолкновении под поселком Металлист и была взята в плен».
— Значит, я приехал под Луганск в 2014 году тогда там проходила карательная операция. Я хотел защитить людей. Приехав в Луганск, я был на автовокзале, рядом был областной военкомат. Я туда обратился, попросил принять в ополчение на безвозмездной основе, был принят, был солдатом, стрелком, а потом стал командиром подразделения.
15 июня 2014 года украинские силы прорвались, и нам поставили задачу прорыть укрепительные ограждение и окопы, таким образом подготовиться к отражению атаки. Мы окопались, на следующее утро заняли позицию, а я и еще два моих товарища пошли в разведку на Стукалову Балку. Прошли чуть дальше, потом вернулись. Утром 17 июня в 6-7 утра по приказу командира мы выдвинулись на гольф-клуб, где произошла перестрелка. Мы оттуда вышли, вернулись на свои позиции, когда начался минометный обстрел. Сначала мины, потом артиллерия. Это продолжалось около часа. Обстрел был неточный и неинтенсивный, мины ложилась и в 500, и в 200 метрах от наших позиций.
В 8 утра на нас вышли два БТР с украинскими военными, один мы уничтожили с личным составом, второй был остановлен, часть мы взяли в плен, часть уничтожили. Затем было затишье, потом появился танк. Мы его пропустили, потому что с РПГ какие-то проблемы были, и он ушел уже вниз к Металлисту. Затем вышли две БМП, которые тоже были нами захвачены, взяты в плен. Затем опять возобновился обстрел, но почему-то не по нашим позициям, даже не близко, а по блокпосту, район бензозаправки перед Металлистом. Там была на тот момент просто трасса, куда стреляла артиллерия.
Прокурор спрашивает, надевал ли супруг Елены какую-то одежду с логотипом компании или каску с пометкой «ТВ». Вдова журналиста ничего об этом не знает. Она часто просила его надевать бронежилет, но не знает, делал ли он это.
Прокурор просит уточнить, когда наступила смерть ее мужа – на месте обстрела или позже. Свидетельница говорит, что позже. Прокурор спрашивает, во сколько производился обстрел.
— Насколько я помню из материалов дела, около 11 часов.
Подсудимая Савченко обращается к Елене на русском языке: «Мне очень жаль, что погиб ваш родной человек, очень жаль, что вообще была эта война, и что она продолжается. Я не имею отношения к гибели ваших близких, но я бы хотела, чтобы этого никогда не случилось. У меня к вам нет вопросов». Из-за плохой связи едва слышно, что Корнелюк благодарит Савченко.
Потерпевшая не хочет участвовать в прениях. У защиты нет к ней вопросов, Корнелюк отпускают.
Суд переходит к допросу Екатерины Корнелюк, супруги убитого Игоря Корнелюка. Ее муж работал в ВГТРК «корреспондентом, насколько я знаю». В самом конце мая прошлого года он уехал в командировку в Луганск, где находился по 17 июня. В этот период они поддерживали связь по телефону. Он говорил ей, что вместе с ним был звукорежиссер Антон Волошин и оператор Виктор Денисов.
Прокурор спрашивает, в каких конкретно места находился Корнелюк в Луганской области, но свидетель не может ответить на этот вопрос. Последний раз они общались по скайпу 15 июня, затем он присылал ей смс. План работы он ей не оглашал.
17 июня 2014 года начальник супруга Евгений Ребенко сообщил Екатерине о гибели мужа по телефону,. Он пояснил, что журналист вместе со съемочной группой попал под минометный обстрел, в результате которого был серьезно ранен и затем скончался в больнице. 21 июня ее муж был похоронен.
— Сомнений не вызывало, что это именно он? – спрашивает прокурор.
— Нет, не вызывало.
— Вам известно, какие у него были повреждения и их характер?
— Да, я ознакомилась с материалами уголовного дела, читала заключение о смерти.
Прокурор интересуется, помнит ли она номера телефонов, которыми пользовался ее муж. Екатерина Корнелюк говорит, что наизусть она их не знает, к тому же общались в основном с помощью скайпа, а смс-переписка была по личному номеру Игоря. По просьбе прокурора она перечисляет вещи мужа, которые ей передали после его смерти: футболки, джинсы, фотоаппарат. Сначала отдали личные вещи – рюкзак и одежду.
— Просто принесли, спросили узнаю ли я их, я сказала, что да. Ноутбук и камеру принес позже следователь.
Новиков рассказывает, что получил разрешение от Веры Савченко, которая просила подать жалобу на действия ФСБ, «что непременно будет сделано». Защитник объясняет, что решение о вызове свидетеля может быть принято уже сейчас, главное – зафиксировать его в суде, это ходатайство ничему препятствовать не будет.
Судья спрашивает, есть ли у защиты документальное подтверждение запрета на въезд. Новиков отвечает, что нет, но в зале есть украинский консул Александр Ковтун, который в момент задержания был с Верой Савченко.
«Для того, чтобы получить хоть какой-то документ, хотя бы печать в паспорт, нужно совершить повторный въезд, что Вера и планирует сделать в течение ближайших дней. Сейчас этому документу неоткуда взяться», – говорит адвокат.
Прокурор просит отказать защите в ходатайстве, потому что подтверждающих документов у адвокатов нет. Судьи изучаютУПК, в то время как подсудимая, спрятав руки в карманы, разгневанно говорит что-то про «бумажку, которую требуют, а сами дать не могут».
Суд постановил сделать запрос в ФСБ, потому что вынести решение о ходатайстве без подтверждающих документов нельзя.
«Если информация подтвердится, то суд будет принимать решение по данному ходатайству, если нет - то не будет. При отсутствии документов мы этого сделать не можем», -- сказал председательствующий судья Леонид Степаненко.
Сегодня на связи Салехардский городской суд, куда пришла потерпевшая Корнелюк Екатерина Сергеевна. Донецкий суд хочет допросить ее, однако у адвоката Марка Фейгина есть ходатайство, и он требует рассмотреть его немедленно. Судья просит действовать по регламенту, и сначала допросить свидетеля, но Фейгин спорит и не соглашается. Судьи думают, шепчутся, потом разрешают огласить ходатайство. Сначала заявление делает подсудимая.
«Я узнала, что моей сестре запрещен въезд в Россию. Ее уведомили, что ей запрещен въезд в Россию в течение 10 лет. Я не очень поняла нездоровое чувство юмора фсбшников. Во-первых, это единственный свидетель с моей стороны. Почему мне запрещают защищаться от вас? Тем более, это моральное давление - это едва ли не единственный человек, который мог меня поддержать. Я считаю, что суд должен обеспечить возможность ее нахождения в России и ее безопасность», – говорит Савченко.
Судья спрашивает, из каких источников информация о том, что сестру Савченко не пускают в Россию. Подсудимая объясняет, что получила уведомление от ФСБ и от консула Украины Ковтуна, который был с ней в это время. Марк Фейгин заявляет ходатайство, в котором просит обеспечить участие Веры Савченко в качестве свидетеля. Адвокат Николай Полозов дополняет: сестру подсудимой ранее удаляли из зала суда, чтобы она могла дать свидетельские показания, а теперь ФСБ мешает этому. Адвокат Илья Новиков считает, что въезд по вызову суда можно осуществить, несмотря на это решение ФСБ.
На прошлом заседании суд допросил свидетеля-ополченца Александра Жаббарова, 1957 года рождения, из Луганской области. Впервые Савченко он увидел в день гибели сотрудников ВГТРК.
«Я сидел в окопе, где-то около часа по местному времени (часа дня). Смотрю идет, я поинтересовался кто это. Была в камуфляже, скорее всего европейского образца. В нашем ополчении такого нет», – рассказал он. На Савченко, говорит свидетель, была бандана желтого цвет, а еще она была в тельняшке. Ополченец сообщил, что оружия при Савченко не было.
После его допроса суд по просьбе прокурора приступил к оглашению материалов дела.