В Грозном коллегия присяжных, рассмотрев дело украинских националистов Николая Карпюка и Станислава Клыха, вынесла им обвинительный вердикт. «Медиазона» рассказывает о судьбе подсудимых, которые, по мнению следствия, участвовали в Чеченской войне на стороне сепаратистов — а в суде заявили о самооговоре и пытках электрическим током.
— Чмо! Сами вы чмо! — горячился судья Вахит Исмаилов. — Выведите ее! Задержите ее! Составьте протокол за оскорбление судьи
В Верховном суде Чечни шло одно из первых заседаний по делу украинских националистов Николая Карпюка и Станислава Клыха. За общение с подсудимыми судья приказал приставам вывести из зала Веру Савченко, сестру украинской военнослужащей Надежды Савченко, которую тогда судили в Донецке Ростовской области. В ответ Савченко, вступившая в процесс как общественный защитник Карпюка, прокричала «неуважаемому судье», что «Россия не имеет права похищать наших людей», и вообще Исмаилов — «не судья, а чмо».
Во время этой перепалки Клых пытался взволнованно объяснить судье, что он узнал голос прокурора Сергея Блинникова: он слышал этот голос во время следствия, когда его пытали. «Он участвовал в экзекуциях тоже», — говорил Клых. Судья не слушал и продолжал ворчать: «Называет чмом судью, вот такие воспитанные приходят Карпюка защищать». Против Веры Савченко в Грозном возбуждено уголовное дело за оскорбление судьи (часть 2 статьи 297 УК).
Обвинение. «Ошибки, неточности и нелепости»
Арсений Яценюк, Дмитрий Ярош, Олег Тягнибок, Андрей Тягнибок, Дмитрий Корчинский — эти украинские политики, по версии следствия, вместе с чеченскими сепаратистами обороняли Грозный от «новогоднего штурма» российских военных в декабре 1994 — январе 1995 года. Все они убивали российских солдат и жестоко пытали пленных.
Эти имена впервые появились в уголовном деле о событиях в Чечне в начале марта 2014 года, когда киевский Майдан завершился победой восставших, а российские войска вошли в Крым; политики перечислены в протоколе допроса украинца Александра Малофеева, который был не раз судим и отбывает в России 23-летний срок за убийство женщины, совершенное в ходе разбойного нападения. У Малофеева диагностированы ВИЧ-инфекция в 4-й стадии, гепатит С и туберкулез легких; он признал свою вину в убийствах и пытках солдат и перечислил всех, кто якобы был в Чечне вместе с ним.
«Меня познакомили с ним при обстоятельствах не очень приятных, — рассказывал о Малофееве в суде Станислав Клых. — Меня приковали к кровати, он меня отпаивал то ли кофе, то ли еще чем-то. Потом показал мне свои раны везде, сказал, что его так же избивали, как меня, и мы с ним как бы в одной лодке. Очень переживал, что его снова начнут бить».
О Клыхе и Карпюке в первых показаниях Малофеева не говорится ни слова. Их имена он назвал следователям уже после того, как обоих задержали российские силовики: Карпюка в середине марта, а Клыха — в начале августа 2014-го. По словам Малофеева, оба они были в числе боевиков запрещенной в России УНА-УНСО, которые воевали за чеченских сепаратистов.
При этом адвокаты сомневаются и в том, что сам Малофеев мог воевать в Чечне: по запросу суда из Керчи в Грозный прислали дело Малофеева, согласно которому в 2000 году он был осужден в Крыму за грабеж и отбывал там наказание, хотя по версии следствия в это время он находился в лагере Салмана Радуева. «Он не отбывал наказание, это легенда, которая была придумана заранее СБУ. Так делают все спецслужбы в мире», — возразил в прениях прокурор Блинников.
Карпюк рассказывал в суде, что он приехал в Россию 17 ноября 2014 года, после того, как лидерам «Правого сектора» (также запрещенного в России) поступило предложение «пойти на диалог с руководством России» и встретиться с неким помощником Владимира Путина. Вместо Дмитрия Яроша, который возглавлял тогда организацию, поехал функционер влившейся в «Правый сектор» УНА-УНСО Карпюк — и сразу же был задержан. Этот рассказ подтверждает и Ярош, который называет случившееся «хорошо спланированной операцией ФСБ».
Преподаватель истории Станислав Клых приехал в Орел в августе того же года по приглашению девушки, с которой познакомился на Новый год в санатории «Полтава-Крым». Клых по своему паспорту зарегистрировался в гостинице, после чего был задержан сотрудниками полиции. Адвокат Марина Дубровина уверена, что из гостиницы данные Клыха передали в ФСБ, где его фамилию обнаружили в списках членов УНА-УНСО; так он и стал фигурантом дела о военных преступлениях в Чечне.
Обвинения, предъявленные обоим украинцам, построены почти исключительно на показаниях Александра Малофеева. Он единственный, кто свидетельствует, что Карпюк вообще бывал в Грозном; в случае Клыха есть еще свидетель Смолий, который сидел с ним в СИЗО в Зеленокумске и якобы слышал, как тот рассказывал о своем участии в войне. Больной зек Малофеев и сокамерник Смолий, по сути — единственные свидетели обвинения. Кроме их слов и признательных показаний самих обвиняемых в деле нет ничего.
Правозащитный центр «Мемориал» подробно разобрал обвинительное заключение по делу Клыха и Карпюка и пришел к в выводу, что дело сфальсифицировано, а сами они, вероятно, оговорили себя под давлением. По мнению правозащитников, эпизоды с пытками солдат полностью выдуманы и нужны лишь для «придания обвиняемым максимально негативного образа»; в обвинительном заключении содержится масса фактических ошибок, которые противоречат хорошо изученным подробностям чеченской кампании; якобы убитые украинцами военнослужащие в реальности либо погибли совсем в другом месте, чем указывает обвинение, либо не от стрелкового оружия, которым, по версия следствия, были вооружены Клых и Карпюк.
«Фактографические ошибки, неточности и нелепости, которыми наполнено обвинительное заключение, позволяет нам сделать вывод о несостоятельности обвинения в целом», — резюмирует «Мемориал».
Большую часть судебного процесса в Грозном заняли допросы потерпевших — раненых в Чечне солдат или родных погибших военнослужащих. Они излагали известные им факты о боях в Грозном, но насчет возможного участия в этих событиях двоих подсудимых сказать ничего не могли.
Карпюк. Выкрасть сына. «Когда ток пропускают через сердце»
Станислав Клых рассказывал присяжным, что с 1991 по 1996 год он учился в Киевском университете имени Тараса Шевченко, и в 1992 году, как и большинство его однокурсников, заполнил анкету на вступление в националистическую организацию Украинская национальная самооборона (УНСО). Вместе с активистами УНСО он ездил во Львов на перезахоронение останков митрополита Иосифа Слепого, там, по его словам, была «непривлекательная сцена», когда члены УНСО из Киева расталкивали милиционеров из оцепления. «Мне неприятно было в этом участвовать», — говорит Клых.
«В 1993 году, когда была эта вот поездка в Грузию (активисты УНСО принимали участие в абхазском конфликте на стороне Грузии — МЗ), у нас большая часть студентов исторического факультета прекратила вообще участвовать во всех этих событиях, так как был принят закон о незаконных вооруженных формированиях», — утверждает он.
Сам Клых, по его словам, никакого участия в деятельности организации, преобразовавшейся в политическую партию УНА-УНСО, не принимал до начала двухтысячных, когда тогдашний руководитель партии Эдуард Коваленко предложил ему зарегистрировать на себя киевскую ячейку организации. Клых согласился, «но на этом все и закончилось».
Участвовать в боях в Грозном 1 января 1995 года он физически не мог, рассказывает Клых, поскольку с конца декабря сдавал зачетную сессию, а в первых числах января уже начались экзамены. Это подтверждают документы из вуза и свидетели.
«С 1999 по 2000 год я преподавал в киевском медучилище №4, у меня тогда был очень плотный учебный график, я работал в две смены. Я никуда не выезжал, один раз, я помню, выехал в Москву, мне тетя подарила кожаный плащ, я за ним приехал», — объяснял он присяжным.
Карпюк говорил, что в Чечне он не бывал никогда. Он не отрицает, что вместе с другими украинскими националистами воевал в Приднестровье в 1992 году и в Абхазии в 1993-м. Но в Абхазии он получил ранение, а вернувшись на Украину, ухаживал за больной матерью, после этого занимался политикой, в 2001 году был избран председателем партии УНА-УНСО и провел три года в тюрьме из-за акций против президента Леонида Кучмы.
Родные Карпюка также рассказывали в суде, что в сентябре 1994 года серьезно заболела его мать, Николай забрал ее к себе домой и ухаживал за ней до самой ее смерти в марте 1995 года.
Оба подсудимых дали в суде подробные показания о применявшемся к ним насилии; перед этим рассказом присяжных удалили из зала.
«Следов осталось только два, — показывал Карпюк судье Вахиту Исмаилову, — на втором пальце правой ноги осталось пятно от клеммы, где присоединялся электрический ток. Меня когда вывозили на пытки, связывали наручниками назад руки, а потом приводили в какую-то комнату на четвертом этаже, там связывали руки и ноги веревками, наручники снимали. И вот этот коллега (неизвестный сослуживец оперативника по имени Максим, который, по словам Карпюка, обычно руководил пытками — МЗ), я его даже не видел, у меня глаза завязаны были, он наручники не снял. Мне поливали водой ноги и руки, где присоединялись клеммы, по всей видимости, из-за этого наручники коротнули, и у меня получился ожог на правой руке. Вот небольшое пятно от этого ожога осталось».
По словам Карпюка, таким способом его убеждали подписать признательные показания о том, что он якобы перевозил группы боевиков УНА-УНСО в Грозный, участвовал в боях, убивал и пытал российских солдат.
«Могу сказать разницу между тем, когда пропускают ток через все тело, и когда пропускают через сердце, — предложил Карпюк судье. — Когда пропускают через тело, перед глазами стоит вертушка, которая имеет фиолетовый цвет, а когда через сердце, та же самая вертушка набирает почему-то оранжевый цвет. Вот и вся разница».
Карпюк говорит, что согласился подписать любые документы, когда ему пригрозили похитить с территории Украины его сына, и он понял, что эти угрозы — не блеф: по словам подсудимого, ему постоянно и в правдоподобных подробностях рассказывали о том, что сейчас делает его семья в Киеве. «То, что происходило с тобой, мы будем делать с твоим сыном. Причем на этот раз не завяжем тебе глаза, чтобы ты все это видел. И запомни: твой сын для меня не человек, он такой же ублюдок, как и ты», — пересказывал слова сотрудников Карпюк.
«Я дал слово, что я буду подписывать все, что надо, но читать не стал», — признается он.
В возбуждении уголовного дела по факту пыток Карпюка и Клыха следствие отказало, а ходатайства адвокатов о назначении судебно-медицинской экспертизы Верховный суд Чечни отклонил.
И Клых, и Карпюк отказались от признательных показаний, которые, по их словам, были даны под пытками. Тем не менее, гособвинение огласило эти показания перед присяжными. Дочитав один из протоколов, прокурор Саламбек Юнусов поинтересовался у Станислава Клыха:
— Вы давали такие показания?
— Данные показания выбивались при помощи пыток, методов физического воздействия, посулов, обещаний.
— Клых. Клых, Клых! Мы с вами договорились, что вы не будете об этом говорить в присутствии присяжных заседателей. Я еще раз, присяжные заседатели, прошу вас не обращать внимание на высказывания Клыха о том, что эти показания давались под какими-то пытками, — обратился к коллегии судья Вахит Исмаилов.
«Когда Ицлаеву нужно, он вскакивает! А когда не нужно, сидит! Почему вы сами ему не говорите этого?!» — обрушился судья и на адвоката Докку Ицлаева, попросив занести в протокол очередное замечание защитнику. Замечания адвокатам судья делал практически на каждом заседании: так, адвокат Марина Дубровина получила замечание из-за того, что назвала государственного обвинителя «господином прокурором». «Господ здесь нет у нас!» — разгорячился судья Исмаилов.
После оглашения показаний с признаниями прокурор обратился и к подсудимому Карпюку:
— В своих показаниях Клых говорит, что собирал у убитых и раненых документы, удостоверяющие их личность, которые потом отдавал Карпюку для подсчета военнослужащих. Эти показания вы… так было все?
— По существу заданного вопроса вам отвечу: как в сороковые годы и пятидесятые против моих дедов фабриковали историю ОУН-УПА, так и сейчас вы фабрикуете! Изворачиваете факты борьбы чеченского народа за свою независимость!
— Я прошу удалить его из зала судебного заседания, сколько можно уже это слушать.
— А сколько можно слушать вашу ложь?
— УПК читайте, если хотите, и смотрите, — прокурор подходит к клетке с подсудимыми и повышает голос. — Мы обязаны устранять противоречия! Такой порядок.
— Какой УПК, о чем вы говорите!
— Мы обязаны!
— Пха! Вы обязаны?
— Вы же давали эти показания, не мы.
— Таким, как вы! Которые пытали меня. И угрожали жизнью моего сына!
После этой перепалки судья Исмаилов объявляет, что «за неоднократное нарушение установленного порядка заседания» он удаляет Карпюка из зала до окончания прений сторон: «Там вы можете буйствовать, шуметь, кричать». «Благодарю», — говорит Карпюк, когда на нем защелкивают наручники. Подсудимого выводят из зала.
— Сколько можно предупреждать об одном и том же, — ворчит ему вслед судья Исмаилов.
— Сколько можно этот бред слушать, — бросает ему Карпюк.
С тех пор — с 5 ноября — в процессе принимал участие лишь один обвиняемый, Станислав Клых.
Клых. Галлюцинации. «Зуб кашалота»
«Меня опустили в какой-то люк, то ли это мусорный люк, то ли канализационный, но мне кажется, что, знаете, там какой-то свист был, очень глубоко, — описывал в суде один из эпизодов пыток во Владикавказе Клых. — Потом высунули, и человек, который руководил всеми пытками, у него такой, знаете, зычный голос, как в церкви, он, когда меня в люк засунули, кричит: "Убейте его!". Потом меня садят на этот стул и он говорит: "Станислав! Так вы будете принимать участие в нашем сериале?". Ну что мне отвечать. Конечно же, буду».
Клых утверждает, что следователи и пытавшие его оперативники на допросах то ли в шутку, то ли всерьез говорили о его показаниях с рассказом о зверствах во время войны как о «проекте», кастинге, съемках в сериале. «С одной стороны, мне говорят, что "ты прошел кастинг", с другой мне говорят, что "ты пыжик" (возможно, ПЖ, пожизненно осужденный — МЗ)», — путано объяснял он в суде.
«Мне все время казалось, что это недоразумение, пройдет день-два-неделя, и все образуется, меня обменяют и заберут», — рассказывал Клых. Все детали, которые потом войдут в протокол допроса с признаниями, ему втолковывали во время пыток, с редкими перерывами продолжавшихся с конца августа до середины сентября.
Клых рассказывал, что его пытали током, не давали спать, подвешивали за наручники так, чтобы он едва касался земли, потом «в какой-то железный шкаф посадили, начали его переворачивать», выдавливали глаза, просто избивали.
«Ноги, пальцы, в силу того, что меня постоянно волокли, отдавливали их ботинками, подсоединяли ток, слетели ногти, вот палец был полуоторванный, этот вот тоже, везде, пальцы ног тоже достаточно сильно», — стоя в клетке, показывал он суду оставшиеся после издевательств следы.
Кроме того, Клыха поили какой-то жидкостью, от которой, по его мнению, у него и начались галлюцинации, вспоминал он. «Вводят моих родителей. С ними какая-то женщина из Санкт-Петербурга, не знаю, журналистка или правозащитница. Ну и знаете, мне тяжело это рассказывать, но я слышу, что их убивают, режут. Вопли. Отец кричит еще сильнее, чем мать. Там крики "бандеровцы"», — вспоминал Клых свои видения в СИЗО Владикавказа. Ему слышался голос «с жутким кавказским акцентом», который говорил о его родителях, что «их разрезали на кусочки и вот в фундамент этого здания положили».
О пытках и галлюцинациях Станислав Клых рассказывал суду на заседании 5 ноября, а в начале января 2015 года с ним что-то произошло: подсудимый начал вести себя неадекватно, выкрикивать бессвязные слова и перестал верить, что его мать на самом деле жива, рассказывает адвокат Дубровина.
— Ну раб, раб. Красота. Садись ***** и на красоту смотри. Все смотрят. Адаты, тейпы, Рамзан Ахматович, Руслан Имранович, все блин. Ринат Ахметов! Солнце, *****, Казань. Казань брал, то брал! Иван Грозный, шурики-мурики, сядь *****, *****! Дурдом, — на заседании 13 января Клых расхаживал по клетке и не мог замолчать.
— Не шумите, — успокаивают его.
— Мы все встречались когда-нибудь, життя триває, но это старо, — протяжно отвечает он.
Беспорядочная речь Клыха путается, мысль перескакивает с одной ассоциации на другую, он то кричит, то переходит на тихое пение: «Мама-мама-мамочка, моя мамочка ждет меня в Домодедово, а Владимир Станиславович Высоцкий, ой какие стихи. Ой-ой. Где же Вахид Абдурахман, отче наш, отче наааааш».
«Прокуроры пидарасы, а Москва, ой Москва… Москва, златыыее… Пчелы, а пчелы. Гооорят крестыыы и купола церквей, — продолжает подсудимый. — Аида Набиевна, у меня забрали жабо! Где жабо, где штаны белые, где дом органный, где Городец? Городецкий это Херсон, я смотрю в небо, а мне хочется одного и того же. Перешиваем показания томов. Меняем все. Он нам нравится, мы все любим кушать, все, кушаем».
Судья Вахит Исмаилов зачитывает заключение врача-психиатра из СИЗО Грозного, который называет действия Клыха «демонстративно-шантажным поведением». Суд назначил ему амбулаторную судебно-психиатрическую экспертизу, которая пришла к заключению, что подсудимый вменяем и может участвовать в судебных заседаниях. Ходатайство защиты о проведении более полной и обстоятельной психиатрической экспертизы суд отклонил.
«Народы мира — это Маугли, это волоски. Волоски. Кашалоты, зуб кашалота, вот клых! Вот стоит Клых, зуб кашалота. А там — а там проповедь. Везде проповедь. Они несут тебя к печи, они несут тебя к печи. Зуб кашалота! Но что делать, приплыл кашалот», — бормотал Клых.
Он продолжал вести себя неадекватно, ругался на участников процесса и не реагировал на замечания; судья постановил удалить его из зала, как и Карпюка, до окончания прений. «Кадырова в суд сюда вместе со мной, потому что он реальный боевик!» — это была одна из последних фраз, которые выкрикнул подсудимый.
За оскорбление прокурора против Станислава Клыха возбудили еще одно уголовное дело, причем пока даже адвокату неизвестно, по какой именно статье — как предполагает Марина Дубровина, скорее всего, речь идет о статье 319 УК (оскобление представителя власти) или 297 УК (неуважение к суду).
Редакция благодарит корреспондента радио «Свобода» Антона Наумлюка за помощь в подготовке материала
Источник: «Медиазона»