Рост исламскогот радикализма в Узбекистане обусловлен внутренними причинами

Вооруженные столкновения с исламскими повстанцами внутри Узбекистана и в приграничных районах соседних государств вызвали всплеск антиисламских публикаций в СМИ России и стран центрально-азиатского региона. Официальные лица открыто заговорили об угрозе стабильности Центральной Азии со стороны «агрессивного фундаментализма». Неожиданно легко доступной стала для прессы и малоизвестная информация, собранная на эту тему различными спецслужбами. Можно было бы только приветствовать большую открытость последних, если бы отчетливо выраженные политические симпатии правительственных ведомств не вели бы к серьезным искажениям в оценке сложившейся ситуации.

Радикализм имеет социальные корни

В большинстве публикаций, посвященных проблеме «исламского экстремизма в Узбекистане», внимание акцентируется на роли внешнего (афганского и таджикского) фактора, вследствие чего может создаться впечатление, что нынешний кризис спровоцирован исключительно действиями находящихся за рубежом исламских радикальных групп. Между тем, на наш взгляд, нарастающая нестабильность и рост религиозно-политического радикализма внутри Узбекистана обусловлены прежде всего внутренними причинами – как социально-экономическими, так и политическими.

Хотя официальная статистика извещает о впечатляющих успехах экономического роста, фактически экономика Узбекистана находится в кризисном состоянии (чтобы убедиться в этом, достаточно выехать за пределы Ташкента). Местные наблюдатели отмечают рост социальной напряженности, вызванный увеличением безработицы и заметным снижением жизненного уровня. Идет бегство из страны иностранного капитала. Вопреки предвыборным обещаниям Каримова национальная валюта так и не стала конвертируемой. По наблюдениям автора, граждане Узбекистана испытывают возрастающий пессимизм по поводу возможностей правительства осуществить экономические изменения позитивного плана. Ситуация усугубляется тотальной коррупцией чиновников и массовыми нарушениями законности со стороны правоохранительных органов.

Каримов пытается удержать контроль над ситуацией, встав на путь тотального подавления гражданских свобод, запрета оппозиционных партий (как религиозных, так и светских) и жесткого контроля за СМИ, религиозными и общественными организациями. Однако такого рода действия в настоящее время не только не дают желаемого для властей результата, но и оказывают заметный дестабилизирующий эффект.

Следует отметить еще один момент, важный для понимания создавшейся ситуации. В начале 90-х годов в Узбекистане существовала влиятельная светская оппозиция, насчитывающая в своих рядах десятки тысяч членов. Насильственное устранение этой оппозиции с политической сцены в сочетании с другими шагами, предпринятыми узбекскими властями, привело к возникновению идеологического вакуума, ставшего благодатной почвой для распространения идей исламского радикализма. По наблюдениям автора, примерно к 1996 году растущая исламизация привела к качественным изменениям в общественной идеологии, особенно в молодежной среде. И если 8 лет назад власти боролись с распространением среди студенчества ташкентских вузов идей многопартийности и западной модели демократии, то теперь основную борьбу приходится вести с распространителями листовок, призывающих к созданию в Узбекистане исламского государства.

Репрессии как фактор дестабилизации

Как ни странно, авторы большинства статей в российских СМИ либо вообще обходят тему массовых репрессий против мусульман в Узбекистане, либо ограничиваются обтекаемыми фразами о неких «жестких мерах», которые правительство вынуждено принять в отношении «распоясавшихся экстремистов». Между тем репрессивная кампания в отношении узбекских мусульман начиная с 1998 года приняла тотальный характер, охватив почти все регионы страны, и стала для узбекского общества поистине знаковым событием, подобным сталинским репрессиям 1936-1937 гг.

Согласно официальным данным, только в 1999 г. из числа проживающих в стране были взяты на учет 10700 сторонников «религиозного фундаментализма». Это - далеко не полная цифра, поскольку только членов запрещенной «Хизб ут-Тахрир» в Узбекистане насчитывается более 15 тысяч чел., не считая тысяч т.н.«ваххабитов» и последователей других религиозных течений. Автоматически в число «сторонников фундаменталистов» попадают и десятки тысяч родственников лиц, попавших в «черные списки». Тысячи людей вынуждены были бежать за рубеж, спасаясь от ареста. В Таджикистане весной этого года находилось более 2000 таких беженцев, не считая тех, кто вступил в отряды боевиков.

К 10 тысячам выявленных узбекскими спецслужбами «фундаменталистов» следует добавить большое число «подозрительных лиц» из числа мусульман - тех, кто носит бороду (таких на свободе почти не осталось); тех, кто бороду сбрил, но сфотографирован с бородой в паспорте (милиция нередко расценивает таких людей как «скрытых ваххабитов», подбрасывая им наркотики); тех, кто во второй половине 90-х годов выезжал в хадж по фальшивым киргизским паспортам (не менее 5000 чел.); тех, кто по коммерческим делам ездил в исламские страны; тех, кто в конце 80-х годов был заснят милицией при посещении подозрительных мечетей; тех, кто в 1991 году состоял в движении «Адолат» и т.д.

Кампания борьбы с «исламским экстремизмом» все более принимает черты антиисламского психоза и вызывает очевидные аналогии с антитроцкистской кампанией 30-х годов в сталинском СССР. В охваченном страхом обществе власти поощряют доносительство, а при возбуждении уголовных дел фигурируют обвинения, фантастический характер которых очевиден для любого непредубежденного наблюдателя. Так, если бородатый крестьянин привез домой пару мешков селитры, используемой в качестве удобрений, его могут осудить за подготовку теракта. У ташкентского правозащитника Исмаила Адылова изъяли схематический план тюрьмы – значит готовился взорвать этот важный объект. Банда гангстеров совершила ограбление – ее членов обвиняют в сборе средств в фонд джихада. Таким образом, любое уголовное дело при желании можно перевести в разряд политических. А главным доказательством на суде служат признательные показания самих обвиняемых, данные под пытками на предварительном следствии.

Расследование подобных дел осуществляется средневековыми методами. Так, одна из групп мусульман, помимо жестоких избиений, была подвергнута в милиции групповому изнасилованию, о чем, преодолевая стыд, сумела рассказать на суде. В прошлом году Каримов открыто санкционировал заложничество, провозгласив, что отец отвечает за сына. И этот призыв не остался без ответа. Повторяя опыт сталинского СССР МВД Узбекистана в прошлом году создало в пустынном районе на плато Устюрт специальный лагерь для «неисправимых религиозных экстремистов», куда этапировано уже более 1000 человек.

Без ясного понимания масштабов и характера антиисламских репрессий в Узбекистане невозможно ответить на вопрос, почему, несмотря на аресты, тысячи узбеков вступают в ряды исламской оппозиции и распространяют антиправительственные листовки, а сотни молодых людей уходят в повстанческие отряды, создаваемые за пределами страны.

Узбекские власти пытаются утверждать, что силовые действия с их стороны являются лишь ответом на агрессивные действия религиозных экстремистов, что репрессии направлены только против «плохих мусульман» («ваххабитов», «фундаменталистов» и т.п.) и только против тех, кто призывает к насильственному свержению конституционного строя. Все эти заявления едва ли соответствуют действительности.

Если репрессии направлены только против «экстремистов», почему, например, в Наманганской области из примерно 900 мечетей закрыто было более 70%, хотя т.н. «ваххабитских» было менее 1% (аналогичная картина наблюдается и в других регионах Узбекистана). Почему преподавание ислама в домашних условиях приравнено к уголовному преступлению? Почему среди тысяч осужденных за антигосударственную деятельность т.н.«террористы» составляют лишь незначительный процент, а большинство – молодые люди, задержанные за распространение листовок, в которых отсутствуют призывы к каким-либо насильственным действиям?

Стоит напомнить, что вооруженные акции против правительства Исламское движение Узбекистана начало летом 1999 г. – спустя полтора года после начала массовых арестов мусульманских активистов. Листовочную войну с Каримовым «Хизб ут-Тахрир», действующая в Узбекистане с 1991 года, начала в апреле 1999 г. – спустя 10 месяцев после первых арестов ее членов и через 2 месяца после того, как эту организацию власти голословно обвинили в причастности к ташкентским взрывам (позднее это обвинение было снято).

Фактически запущенный Каримовым маховик репрессий стал одним из важнейших факторов дестабилизации общественно-политической ситуации. Каждая новая кампания арестов втягивала в борьбу с правительством тысячи новых людей и вызывала ответную реакцию мусульманской Уммы. Это, в свою очередь, подталкивало власти на дальнейшее завинчивание гаек.

С определенного момента, однако, репрессии стали вызывать уже не страх, а лишь растущую ненависть к государственным институтам. «Наши дети завтра вырастут и станут мстителями и врагами тем, кто заставил нас страдать», – пишет в открытом письме мать 16-летнего Оятулло Усманова, приговоренного в марте 2000 г. к 6 годам лишения свободы за антигосударственную деятельность. Стоит ли удивляться, что в этой ситуации похороны погибших в заключении мусульман нередко стали перерастать в открытые антиправительственные демонстрации, а подсудимые в зале суда не только не просят прощения, но и открыто критикуют режим куфра (неверных).

Завершая тему, хотелось бы подчеркнуть: главную угрозу безопасности Узбекистана (и прилегающих стран) сегодня представляют не повстанческие отряды ИДУ, а внутренняя нестабильность этого большого государства, обусловленная социально-экономическими и политическим факторами. Независимо от субъективных желаний участников конфликта ситуация в стране постепенно приближается к грани начала гражданской войны, которая может повлечь за собой радикальное изменение политической ситуации во всем центрально-азиатском регионе.