Узбекистан: ситуация в женской колониия кин-7 в Ташкенте

Общая информация

Женская колония КИН-7 (УЯ 64/7) находится в Ташкенте (массив Куйлюк). Начальником колонии является майор Марина Анатольевна Якунина. Внутренняя охрана колонии состоит из женщин (на лагерном сленге – «дубачек»).

Режим содержания – смешанный. Заключенные, приговоренные к отбытию наказания на общем и строгом режимах, содержатся в разных отрядах, однако условия их содержания практически не отличаются. Единственным различием являются дополнительные ограничения на передачи и свидания для женщин, приговоренных к строгому режиму содержания.

Колония рассчитана на 1500 заключенных. В мае 2001 года в ней содержалось свыше 1700 человек, а ко времени проведения амнистии в августе 2001 года - более 2000. Среди заключенных были иностранцы (граждане России, Афганистана, Туркменистана и Таджикистана). После амнистии в заключении осталась лишь небольшая группа женщин, в основном осужденных за убийство, повторно осужденных в период нахождения в заключении или являющихся «злостными нарушителями режима», имеющими по три помещения в штрафной изолятор (ШИЗО).

Условия содержания

Заключенные размещаются в неотапливаемых жилых бараках по 140-150 человек в каждом. «Жители» каждого барака организованы в отряд, делящийся на три рабочие бригады.

Заключенные спят на двух-трехярусных кроватях. В случае, когда не хватает спальных мест, между верхними ярусами кроватей устанавливаются щиты, на которые кладут «лишних».

Более удобное нижнее место на койке можно было купить, дав взятку «бригадиру»:

«Бригадир - тоже женщина-арестантка. Если ей от каждой «дачки» /посылки/ дадите 10 пачек сигарет1, немного сладостей и другие вещи, то 1-2 месяца можете занимать место на нижней полке. Без платы бригадиры ни на что не обращают внимания - хоть у вас больные ноги, радикулит или остеохондроз. Есть некоторые женщины с высоким давлением, которые не могут смотреть вниз. Но это их /бригадиров/ не интересует».

«Как ни странно везде было чисто. За чистотою наблюдали сами заключенные. Если не будет чистоты, не убрана постель или белье не чистое, могли посадить в ШИЗО. В то же время для стирки не было условий. Раз в три месяца на человека давали полкуска мыла. В основном мыло, шампуни, стиральный порошок получали с воли от родственников. Дезодоранты и косметические принадлежности из передач забирали. На всех этого, понятно, не хватало, поэтому многим заключенным мыться было нечем».

По уголовным понятиям зона считается «красной» (или «сучьей»), то есть полностью контролируемой администрацией. Внутренний распорядок соблюдался строго:

«Подъем в 5–50. В туалете сразу собиралась большая толпа. Многие не успевали умыться. Затем зарядка и завтрак. С 8 до 9 - политинформация. Узнавали из узбекских газет о разных преступлениях и о мировых новостях. В 9-00 проходили проверку /группами/ по 5 женщин, называли имя, фамилию, срок заключения, статью. Точно такая проверка проходила в 16-00 по возвращении с производства. После внутренней проверки - работа в двух сменах».

Заключенные шили спецодежду, одежду для малолетних осужденных, солдат, матрацы. Некоторые женщины выпоняли строительные работы, другие голыми руками чистили перец (за 100 кг начисляли по 600 сумов). Нормы выработки на производстве были достаточно высокими, но выполнимыми. За работу начислялась зарплата, часть которой присваивалась администрацией.

«Я работала в детском саду, где содержатся дети заключенных-женщин. Там зарабатывала 7000 сумов. Когда вышла на свободу, подписала ведомости, что получила 21000, но реально мне дали 12000».

Иногда «дубачки» пользовались услугами заключенных, чтобы сделать себе бесплатный маникюр и педикюр.

Питание и лечение

Несмотря на «столичное» местонахождение колонии, заключенные голодали. В рационе питания почти полностью отсутствовали белки и жиры. Ситуация не улучшалась, несмотря на анонимные опросы, проводимые при участии администрации колонии.

«Кормили три раза в день. На завтрак давали по две столовые ложки разваренного риса или перловки без масла и соли и по полстакана чая. На обед – «овощной суп», который на самом деле был простой водой. Кому попадало хоть несколько макарон – считался счастливчиком. О мясе мы не могли даже мечтать. На второе - опять две ложки варенного риса или какой-нибудь каши. На ужин, как и на завтрак, давали по две ложки каши, иногда по паре картофелин размером с куриное яйцо. Или одну свеклу, сваренную в обыкновенной воде без жира и масла, делили на шестерых. На пятерых давали одну буханку черного хлеба. Многие женщины пили «чифирь», он вызывал ощущение сытости».

Вторая интервьюируемая подтвердила и дополнила слова первой:

«Тем, кто работал в столовой, дополнительно выдавали по две ложки каши. Кроме того они выносили и продавали еду. Чтобы устроиться работать в столовой, платили «выкуп» ее начальнику. Это делали близкие осужденного с воли. Трудно было тем, у кого нет родных и близких. В некоторых случаях можно было заплатить золотыми зубными коронками. Тем, кто работал в штабе, например, уборщицами, было лучше. Они ели офицерские блюда и одевались как вольные».

Недостаток продуктов женщины пополняли на существующем в зоне «черном рынке». Основной валютой здесь являлись дешевые сигареты без фильтра «Карвон» местного производства. По словам интервьюированных, одна банка мясных консервов стоила двенадцать пачек сигарет, одна «пайка» хлеба - четыре-пять сигарет, четыре сырых картофелины или три луковины - одну пачку сигарет. Работники столовой продавали плов в пустых «баклажках» из-под маргарина «Рама». Порция стоила 1,5 пачки сигарет. У них же можно было купить и диетическую пищу.

Другим источником пополнения рациона являлись продуктовые посылки («дачки») с воли. Заключенным, приговоренным к общему режиму содержания, разрешалось получать одну посылку весом до 10 килограмм раз в три месяца, а на строгом режиме – раз в четыре месяца. При этом существовали ограничения на вес отдельных категорий содержимого передач. В частности нельзя было передавать более одного килограмма табака, одного килограмма мыла, трех килограммов продуктов питания. «Дачки» приходилось выкупать у охраны за 10-12 пачек сигарет.

Вокруг женщин, систематически получавших «дачки», формировалось постоянное окружение из 4-5 заключенных («семейка»). Члены «семеек» вели совместное хозяйство (насколько это возможно в условиях заключения) и старались помогать друг другу в лагерной жизни. Часть женщин не имела семей на воле или же мужья отказывались от своих жен, попавших в заключение. Другие женщины, наоборот, сохраняли настолько тесные связи с волей, что получали оттуда героин и продавали его внутри зоны. Доза героина (0,005 г) менялась на 10 пачек сигарет или на одну золотую зубную коронку.

«Если говорить о медицинском обслуживании, то, к примеру, высокая температура не считалась заслуживающей внимания, высокое давление - тоже. По мнению начальства, больная женщина - это та, которой осталось жить не более двух месяцев».

«Из лекарств при любых заболеваниях давали только аспирин… Главврач санчасти постоянно, когда мы ходили в столовую, ругала всех нецензурными словами. Если подарить ей баночку кофе или плиточный шоколад, то она выписывала справку о том, что заключенная больна. Таким путем можно было на короткий срок освободиться от работы. Помню, в 4-ом отряде женщина по имени Умида была больна циррозом печени. Пока она не упала, ей ни какую помощь не оказывали. Упала – положили в санчасть, где она вскоре умерла. Когда в «зону» приезжала какая-нибудь комиссия, прокуроры или журналисты с телевидения, то сразу же появлялись белые простыни, полотенце и т.п.»

По данным одного из источников, в мае-августе 2001 года в колонии скончались не менее четырех женщин.

Распространенными болезнями (хотя в меньшей степени, чем в других «зонах») являлись сифилис и чесотка. Из больных был сформирован отдельный 9-ый отряд. Однако больные не были изолированы от остальных заключенных и общались с ними, например, в общей столовой. Нередко больные мыли в столовой посуду других заключенных.

Больные СПИДом содержались в отдельном бараке, выход из которого был запрещен. Другие заключенные также не имели права посещать его.

Секс в жизни колонии

В жилую часть колонии мужчины не допускались. В рабочей части колонии постоянно находились шесть-семь мужчин-пожарных, следящих за соблюдением правил безопасности. За одну-две пачки сигарет они покупали женщин. Другие женщины за четыре сигареты стирали им одежду.

«Между двумя женщинами есть живущие как муж с женою. Если смотрите внимательно на них, можно понять, кто среди них выполняет роль мужа, а кто - жены. Те, кто считаются мужчинами, с короткий стрижкой, одеваются как мужчины. Есть и «дубачки», которые держат интимную связь с этими женщинами».

В 2002 году возникла практика использования заключенных для сексуального обслуживания криминальных авторитетов и сотрудников районных отделов милиции за пределами колонии. Формальная причина вывоза женщин за пределы «зоны» – «проведение профилактических бесед». Многие женщины охотно соглашались на это, поскольку перед поездкой их кормили, мыли и неплохо одевали, а за пределами колонии для них начиналась более привлекательная жизнь. Имеются сообщения, что среди женщин, желающих заняться проституцией на подобных условиях, даже происходили серьезные драки за право поехать «в этот раз».

Политические заключенные

Бывшие заключенные рассказывают, что летом 2001 года в «зоне» находилось до 100 женщин, демонстрирующих свою приверженность исламским нормам поведения. Согласно правозащитному источнику, в настоящее время в колонии содержится более 70 таких женщин. Однако по оценкам на 2001 год число женщин, непосредственно осужденных по религиозным и политическим мотивам, не превышало 20.

Верующие пытались и в неволе сохранить свои принципы, например, несмотря на запрет носили закрывающие волосы платки, шили и носили надеваемые под платье женские штаны (традиционная для Узбекистана одежда, которая в колонии рассматривалась как альтернатива ношению современного платья).

Мечеть в колонии отсутствовала.

Заключенные, осужденные за уголовные преступления, в большинстве своем избегали «религиозных». Против исламистов велась «сильная агитация» со стороны администрации, за контакты с ними «можно было заработать ШИЗО или отметку о нарушении режима в личном деле». Одна из бывших заключенных говорит, что когда видела женщин в платке, то старалась их обойти, чтобы избежать общения.

Бывшая заключенная Наталья Романова вспоминает, что над «религиозными» сотрудники администрации «издевались, как хотели». Широко применялась практика фальсификации дел за мелкие или мнимые нарушения, наказываемые помещением в ШИЗО. «Их всеми силами старались оставить в заключении, подбрасывали деньги, шприцы и спирт, затем оформляли нарушения режима».

Наказания

Отношение охраны к заключенным-женщинам не изменилось со времен СССР. Офицеры постоянно издевались над осужденными, за нарушения режима помещали в ШИЗО. Обычно наказаниям подвергались участницы драк, возникавших как правило в результате самодеятельного расследования случаев воровства. Иногда женщины резали друг другу лицо крышками от консервных банок. Все участницы таких потасовок помещались на 3-7 дней в ШИЗО (где кормили один раз в день), лишались очередной передачи и «зарабатывали» отметку о нарушении в личном деле.

В среде заключенных были активны информаторы администрации колонии, которые сообщали о наличии запрещенных предметов (денег, наркотиков, ножниц, утюгов, которые среди прочего использовались для жарки пирожков, и т.п.). В большинстве случаев администрация их изымала, но в некоторых (например, когда заключенная бесплатно обслуживала «дубачек») - закрывала на это глаза.