Две системы и борьба с коронавирусом

На протяжении последнего десятилетия правозащитники постоянно сравнивали две системы, две модели взаимоотношения власти и общества в двух граничащих северокавказских республиках, населенных очень близкими по языку, культуре, религии народами: Чечне и Ингушетии. В Чечне за это время установился и закостенел тоталитарный режим. В Ингушетии на протяжении этих лет режим менялся: от открытого для диалога с обществом к умеренно авторитарному, а потом (с марта 2019 года) и к репрессивно-авторитарному. Но даже и сейчас на фоне развернутых в Ингушетии политических репрессий режим в этой республике не может сравниться с кадыровским по уровню и жестокости подавления инакомыслия.

При этом в вопросе эффективности борьбы с терроризмом, с незаконными вооруженными формированиями сравнение было не в пользу кадыровской Чечни. За эти годы вооруженное подполье было практически подавлено на всем Северном Кавказе. Но в Ингушетии это происходило не только существенно быстрее и эффективнее, но и со значительно меньшими издержками, чем в соседней Чечне. Здесь борьба с терроризмом не означала введения коллективной ответственности для родственников боевиков, создания секретных тюрем, бессудных казней. Маленькая Ингушетия, лидировавшая среди других северокавказских республик в 2008–2009 годах по абсолютным показателям активности боевиков, уже к 2013 году превратилась в одну из самых спокойных территорий в регионе. В то же время, в Чечне, где под предлогом борьбы с терроризмом любые проявления критики властей приравнивались к поддержке террористов с самыми тяжелыми последствиями для критиков, протест подспудно копился, особенно у молодых людей. И они становились податливы пропаганде террористов. Не удивительно, что мы видели раз за разом, как совсем молодые люди, иногда дети, совершали самоубийственные нападения на сотрудников силовых ведомств, на различные учреждения. Они не имели никакой реальной связи с подпольем, были почти не вооружены, подчас нападали на полицейских с ножами и топорами, и естественно гибли, нанеся силовикам минимальный ущерб. Обычным ответом становится государственный террор.

Как эти две разные системы противостоят эпидемии коронавируса?

Естественно сравнивать сложно, поскольку власти всех российских регионов постоянно искажали и продолжают искажать статистику, врали и врут про наличие необходимого оборудования в больницах, про обеспечение медперсонала средствами защиты. Но даже на этом фоне вранье северокавказских властей было выдающимся.

Сравнивали мы, прежде всего, то, как власти республик смогли организовать карантинные мероприятия и связанную с ними деятельность. Из Чечни к нам приходили известия (главным образом на первых этапах введения карантинных мер) о действиях правоохранителей, явно выходящих за рамки закона. Например, людей, даже незначительно нарушивших карантин, задерживали и доставляли в отделы полиции, а часто в незаконные места содержания. Там в тесных помещениях скапливались десятки людей, среди которых могли быть и инфицированные.

Но затем из этой республики стали поступать хорошие новости: карантинные меры реально соблюдаются, людей на улицах населенных пунктов довольно мало, люди носят маски. Карантинные меры соблюдали и во многих магазинах. Организованная по умному система пропусков работала. Пропуска выдавались на разное время, поэтому люди не скапливались в магазинах, что разумно. Было нормально налажено обеспечение продуктами семей, которые находятся на изоляции. Помогали и нуждающимся. Правда власть, запугивая население, явно «перегибала палку», приравнивая в публичных заявлениях людей, нарушающих карантин, к террористам. В результате заболевшие, подчас, боялись в этом признаться, предпочитая болеть и умирать дома.

В это же время в Ингушетии республиканские власти фактически самоустранились от обеспечения исполнения карантинных мер. А население республики, в своем большинстве, вообще эти меры игнорировало. В момент роста количества заболеваний здесь проводили зикр (коллективный религиозный обряд), многолюдные похороны. Все это не могло не вести к росту заболеваемости и смертности, но власти скрывали реальные цифры.

Складывалось впечатление, что жесткие меры чеченских властей в данном случае себя оправдывали.

Но вот 24 мая наступил великий для всех мусульман праздник Ураза-байрам — день разговенья после поста в течение священного месяца Рамадан. В этот день люди традиционно приходят друг к другу в гости, поздравляют родных, близких, соседей, угощают гостей. Ватаги детей, ходящие от дома к дому, принято одаривать конфетами и другими сладостями.

Очевидно, что в условиях пандемии подобное могло бы привести к тяжелым последствиям. Но интересно, что в Ингушетии, где, казалось бы, учитывая поведение людей и властей в предыдущие недели, должны были произойти массовые гуляния, ничего подобного не произошло. Общество в условиях паралича и бессилия власти само осознало опасность создавшейся ситуации. Структуры традиционного вайнахского общества использовали современные информационные технологии — представители ряда тейпов сделали публичные заявления, распространив их через соцсети. Уважаемые в обществе люди спокойно, но убедительно призвали население в этот день воздержаться от исполнения традиций. Делали это они отнюдь не по просьбе властей (таковой не было), а по собственной инициативе. Люди услышали и поняли этот призыв.

В то же время в Чечне происходило обратное. Очевидно, что республиканская власть накануне праздника отдала жесткий приказ силовикам — любым способом пресекать нарушение карантинных мер. И кадыровцы приступили к исполнению, так, как они это только и умеют — грубо и бесцеремонно. А это вызвало обратную реакцию у людей, уставших от постоянного давления властей. Произошло то, что недавно было себе невозможно представить в кадыровской Чечне. Где-то молодые люди, вышедшие на улицу, не захотели терпеть оскорбления со стороны полицейских, где-то люди узнали, как оскорбительно о них отзывается начальник местной полиции, где-то взрыв негодования спровоцировало что-то другое. В нескольких селах произошли столкновения с полицией, избили участковых. Дело доходило до того, что полицейский начальник извинялся перед сельчанами. А такого не было с момента прихода Кадырова к власти.

Могли ли чеченские власти добиться того, чтобы и там представители тейпов выступили с заявлениями, как в Ингушетии? Элементарно — было достаточно дать им соответствующее указание, и все было бы исполнено. Кадыров при каждом удобном и неудобном случае ссылаются на традиции. Казалось бы, самое время использовать и этот традиционный инструмент. Но нет, даже не попытались, — чтобы не было никакой альтернативы выстроенной тоталитарной «вертикали».

Впрочем, кто бы в Чечне серьезно отнесся к таким заявлениям?! Все бы сразу же поняли — старейшины всего лишь исполняют волю Кадырова. Там разрушены все структуры общества — и современные, и традиционные. Есть только одно — давление, контроль, насилие со стороны властей.

Подводить итоги борьбы с коронавирусом рано, эпидемия пока отнюдь не побеждена. Очевидно, что власти обеих республик действовали неадекватно ситуации. Кто хуже — покажет будущее. Но важно понимать, что без взаимопонимания власти и общества победить инфекцию невозможно. А этого явно не хватает, и не только в Чечне и Ингушетии.