Оюб Титиев: «Получается, я вредитель, раз пытался привлечь внимание власти к нарушениям прав граждан?»

Публикуем текст его выступления:

«Для начала я хотел бы поблагодарить своих коллег и друзей за ту огромную работу, которую они проделали за эти четырнадцать месяцев. Огромное спасибо вам, ребята!

У меня отличные друзья и коллеги.

Также я хочу поблагодарить своих адвокатов, которые проделали огромную работу. Вы действительно показали, что это обвинение стоит так же, как эта бумага (показывает на материалы дела), макулатура.

Хочу сказать спасибо политикам и общественным деятелям, которые заявляли протесты по поводу моего задержания и фабрикации этого уголовного дела. В частности, хочу поблагодарить президента Франции, который говорил по этому поводу в личной беседе с президентом России. Спасибо Григорию Алексеевичу Явлинскому и Ксении Анатольевне Собчак, которые приезжали в Чечню и выступали в мою поддержку. Спасибо огромное.

Я говорю спасибо журналистам, которые освещали процесс и приезжали сюда на протяжении всех этих восьми месяцев.

Спасибо европейским и другим зарубежным институтам, которые неоднократно заявляли протесты по поводу фабрикации этого дела.

Спасибо тем, кто обращался к президенту нашей страны по поводу этого дела. Тысяч голосов в знак протеста против этого дела.

Также я хочу поблагодарить всех, кто писал мне. Письма приходили сотнями, и их количество я не смогу сосчитать. Несколько тысяч писем пришли в следственный изолятор.

Я должен извиниться перед своими близкими за те страдания, которые они перенесли из-за меня, поблагодарить их за терпение и выдержку. Знаю, что им труднее, чем мне, намного труднее.

Теперь перейдем к нашему делу.

Адвокат Новиков говорил, что наш процесс „побил рекорд“. И, возможно, не один рекорд. Уверен, что этот процесс побил рекорд лицемерия и цинизма. Это сто процентов.
Мы были готовы к этому.

Я, Титиев Оюб Салманович, 24 августа 1957 года рождения, 9 января 2018 года в 9 часов по воле Всевышнего оказался за решеткой. С покорностью и благодарностью Аллаху я принял это. Хочу верить, что Он послал мне это испытание из-за любви ко мне, а не за грехи, и это проверка моей стойкости и веры во Всевышнего.

Я отец четырех детей, один ребенок несовершеннолетний. Надеюсь, они выдержат посланные нам испытания.

С 7 ноября 1957 года я живу в селении Курчалой. Мы приехали из ссылки из Киргизии, высадились в городе Гудермес, и с тех пор я живу в этом селе. Прошел уже 61 год. За это время произошло очень много изменений. В стране сменилось семь глав государства, Советский Союз развалился, социализм ушел в прошлое, на смену пришла демократия. Говорят, у нас в стране демократия. Но странная какая-то эта демократия. В демократической стране не сажают за один „лайк“ в интернете, не хватают на улицах людей, не сажают за решетку. С каждым годом обязанностей становится все больше, прав — все меньше. Госдума очень старается: ежедневно штампует законы, ограничивая свободы, за малейшие нарушения отправляя за решетку.

Мы были в Молдавии где-то в октябре 2017 года. Я был в составе группы правозащитников и юристов. Мы участвовали во встречах с государственными чиновниками и общественными организациями. В их числе была встреча с министром юстиции. Мне очень интересно было поговорить с ним по поводу пенитенциарной системы этой страны. У них за решеткой сидят всего восемь тысяч человек. „Всего“ — конечно, это неправильно. Но для этой страны с населением больше четырех миллионов это небольшая цифра. Я у него спросил: „Почему у вас в стране с такой слабой экономикой (он согласился, что у них слабая экономика) так мало людей сидят за решеткой? Ведь в странах, где слабая экономика, преступность обычно высокая“. Он ответил, что преступность у них невысокая скорее из-за того, что у них законы гуманные. При этом они еще закупили огромное количество браслетов, чтобы отправить часть людей под домашний арест — они собираются и из этого числа выпустить 10–15 процентов. Законы гуманные к народу, но очень жесткие к чиновникам, как я понял. Они отправили за решетку двух премьер-министров и больше трех десятков прокуроров и судей. Мне это очень понравилось.

В нашей стране такого никогда не увидишь. У нас больше миллиона человек сидят за решеткой. Государство тратит огромные деньги, чтобы содержать эту армию. Наверное, на содержание армии столько денег не тратится.

Если выпустить хотя бы 50% — я уверен, что там половина сидит по сфабрикованным делам — можно было бы за несколько лет решить жилищную проблему всей страны.

Вот уже 14 месяцев я за решеткой.

Я обращался к президенту страны 12 января 2018 года. До сих пор нет никакого ответа.

Помимо моего обращения, обращение к нему подписали более 170 тысяч граждан.

К нему обращались известные и уважаемые в России люди. Григорий Алексеевич Явлинский дважды был на судебных слушаниях — в Старопромысловском и Шалинском судах. Оба раза он выступал в мою поддержку. И оба раза потом он говорил с президентом страны, которого поставил в известность об очевидной фальсификации обвинения против меня. Причем один раз это происходило под запись в присутствии большого круга лиц. До сих пор нет никакой реакции.

Вообще, кто я такой? Один голос… Таких, как я, миллионы, сотни миллионов. Другой ценности в этой стране граждане не представляют.

Я же, получается, вредитель — пытался привлечь внимание власти к нарушениям прав граждан.

Также я обращался к директору ФСБ. Но ответ я получил из Чеченской Республики — два письма с одинаковым текстом — всего две строчки. Сообщалось, что то, о чем я писал, не подтвердилось. Значит, я соврал.

Правду говорят, что народ в нашей стране нужен только на выборах. Хотя вера в „доброго царя“ до сих пор у нас в народе сохраняется.

Здесь на память приходит анекдот, извините. Анекдот про старого еврея, который ходил к Стене плача. Журналист увидел старика, который каждый день ходит к Стене плача, и решил взять у него интервью. Журналист спросил у старика: „О чем Вы просите у стены?“. Старик ответил: „Я прошу улучшить благосостояние народа, справедливость, соблюдение прав и так далее“. Журналист спросил: „Давно Вы ходите к стене?“. Ответ: „Да, уже сорок лет каждый день“. Журналист: „И каковы Ваши ощущения после сорока лет?“. Ответ: „Ощущение, что я сорок лет разговариваю со стеной“.

Тут то же самое.

Хочу рассказать, как я попал в „Мемориал“.

Летом 2001 года в нашем селе прошла очень жестокая „зачистка“. Пять дней село было в блокаде. Военные обыскали каждый дом, переворачивали все вверх дном. Все ценное изымалось. Сотни людей были увезены на фильтрационный пункт, устроенный на окраине села. Более ста молодых людей были подвергнуты пыткам. Пятеро моих односельчан были взорваны. С большим трудом удалось опознать троих. Двоих не опознали.

Тогда в село приехали руководители республики и депутат Государственной Думы. Они пробыли в селе больше часа. Я написал подробный материал о бесчинствах военных. Односельчане собрали сотни подписей. Все тогда наивно думали, что подписи кого-то волнуют. Мы отдали все это депутату. Все, что он сделал, — написал три строчки в газете (кажется, он сам и финансировал ее). Там была констатация факта: была зачистка, были убиты пять человек. Даже имен не было, хотя я подробно, на двух страницах описал ему все эти события.

На следующий день из Москвы приехали мои нынешние коллеги, некоторые из них сидят тут в зале. Приехали пять человек, с ними была и Наташа Эстемирова. По воле случая мы встретились. Я целый день возил их по домам пострадавших, в больницу, где лежали многие из них, повез их к родственникам убитых. Вечером им пришлось уехать, так как они не могли остаться в селе из-за комендантского часа. А Наташа осталась и закончила начатую работу.

Тогда же, следом за этой „зачисткой“, были похищены восемь молодых людей. Я об этом случае тоже рассказал коллегам, передал фамилии, обстоятельства похищения. Мне было известно, где они находятся. После того, как „Мемориал“ проделал необходимую работу, были направлены запросы в прокуратуру, об этом случае появились публикации в СМИ по всему миру. В общем, через две или три недели эти люди были освобождены. Их поочередно, по одному, по двое выкинули в разных местах в Гудермесском и Курчалоевском районах. Семеро были освобождены. Восьмой до сих пор не найден, но вместо него был освобожден другой человек.

Про восьмого пропавшего мы написали жалобу в Европейский суд, выиграли это дело, жена получила компенсацию. Но до сих пор дело не расследовано. Труп даже не найден. Я видел, как мои нынешние коллеги работают, они предложили мне работу, и с тех пор я работаю в „Мемориале“.

15 июля 2009 года Эстемирова была убита. Расследование этого преступления взял под свой контроль тогдашний президент России Дмитрий Анатольевич Медведев. Все, что он сделал, — это прислал телеграмму соболезнования. Контроль до сих пор не снят, расследование приостановлено. Конечно, если бы контроль сняли, дело давно бы было расследовано, преступление раскрыто. У нас в стране есть следователи, которые умеют раскрывать преступления, есть профессионалы, — конечно, если им не мешают работать.

С 2011 года я работаю руководителем представительства „Мемориала“ в городе Грозном. Всего я работаю семнадцать лет в этой организации. И если за эти годы нам удавалось спасти хотя бы одного человека, — а таких я знаю много, — считаю, что мы трудились не зря.

Все эти годы я уделял мало времени семье. Все, что я мог дать — это прожиточный минимум, так как одно рабочее место в семье из шести человек не может дать больше. Конечно, я мог бы, как один известный человек, называющий себя „правозащитником“ (в кавычках), оформить у себя на работе всю свою родню и получать за них зарплаты. Или, как другая „правозащитница“, продавать информацию родственникам похищенных за большие деньги и жить безбедно. Но это если забыть о чести, совести, а главное — о Всевышнем, об исламе. Уверен, что мои родные, дети мои, мои товарищи понимают меня правильно.

*****

Как я уже говорил, 9 января я был задержан преступным путем.

В 9 часов утра в мою машину был подброшен пакет с наркотическим веществом. Подбросили двое сотрудников „ГБР“, которые были в два раза моложе меня. Третий отнесся к этому безучастно. Он тоже находился там, и поступок его является бесчестным. К сожалению, я пока не знаю имена этих сотрудников, но это дело времени. Люди все равно рано или поздно узнают имена негодяев.

В то утро такие сотрудники ожидали меня на всех выездах из села. Повезло только этим, которые стояли на выезде из Курчалоя в Майртуп. Они, наверное, получили повышение по службе или, по меньшей мере, какую-то награду за эту блестящую операцию. Обязательно постараюсь выяснить их имена, сообщить их друзьям, односельчанам, родственникам. Пусть гордятся своими друзьями-героями! Вообще-то я думал, что в полицию идут мужественные люди. Оказывается, что подлецы тоже.

Когда меня доставили в курчалоевскую полицию, стало ясно, кто организатор этого преступления — Джабраилов Дени, начальник уголовного розыска. Мой адвокат пророчил в своем выступлении ему хорошую карьеру, но это навряд ли. Преступлениями карьеру делать — себе дороже. Говорят — вор живет хорошо, но недолго.

Следующие фигуранты этого преступления — сотрудники ГИБДД Хутаев Хусейн, Гараев Алихан и Данчаев Магомед. Хутаев „увидел“ пакет в машине и сразу вызвал следственно-оперативную группу. Правда, это был обычный пакет, которых миллионы. Но он посчитал, что этот пакет „подозрительный“ почему-то, там ведь могла быть картошка. Он, конечно, выполнил указание, которое ему было дано, — исполнительный очень. Наверное, поэтому быстро получил повышение по службе. Был тогда младшим лейтенантом, занимал такую маленькую должность… А сейчас уже начальник районной ГИБДД! Гараев свидетельствовал тут в суде, все слышали…

Далее в дело вступают оперуполномоченный Манжиков Андрей и следователь Муратов Азрет, прикомандированные офицеры, ставшие соучастниками этого преступления. Зачем им это нужно — непонятно. Они могли не участвовать, а уехать домой. Видимо, материальные ценности для них выше офицерской чести.

Следующим фигурантом в этом деле выступил мой односельчанин Магомадов Эми. Этот фабриковал все улики, нагло и цинично врал тут на суде на допросе, — впрочем, как и все шестьдесят сотрудников этого отдела полиции. Помогали ему в этом двое бывших (или действующих?) сотрудников полиции — понятые Такалашев Мак—Магомед и Тасуев Бислан. Тасуев — бывший сотрудник полиции, его раньше или позже этого уволили, а Такалашев был стажером полиции тогда. Магомадов по неопытности допустил много ошибок: пытался подделать мои подписи, строчил рапорта…

Если кто знает нашу историю, историю чеченского народа, то ему известно, что 31 июля 1937 года за одни сутки по таким рапортам были арестованы 14 тысяч чеченцев. А всего за последующий месяц — 18 тысяч, большинство из которых были расстреляны или погибли в лагерях. С ними были сын и внук Баматгирея Митаева, если вы знаете, кто это такой (прим.: последователь суфийского шейха Кунта-Хаджи Кишиева). Оба не вернулись.

Далее в дело вступает следователь Саламов Нурид. Этот превзошел всех и сфабриковал это дело за 25 дней. Правда, из-за некомпетентности он допустил очень много ошибок. У него очень слабая квалификация, — не знаю, почему его на этой работе держат. Наверное, потому что он — протеже высокопоставленного чиновника, он сам любит говорить об этом.

Далее есть командир „ГБР“ с двумя сотрудниками. Если вы помните, я в своих показаниях рассказывал, как они инсценировали пытки, обмотали мою голову скотчем, вырвали мои волосы и все это как вещественное доказательство приобщили к делу.

Потом дело было изъято из отдела полиции Курчалоевского района и передано в следственный комитет республики. То, что следователь Саламов фабриковал 25 дней, следователь по особо важным делам Хадукаев Ибрагим исправлял 4 месяца. Он очень гордился, что дело отдали ему. Он и передал всю эту грязь в прокуратуру, оправдал оказанное ему доверие. Мы видели, чего стоит один его „следственный эксперимент“.

Далее в дело вступает прокуратура. Не нужно иметь юридическое образование, чтобы понять абсурдность этого обвинения. Любой студент-первокурсник отказался бы признать это уголовным делом. Наши гособвинители не только от него не отказались, они принесли его в суд, облили меня грязью, и в течение восьми месяцев пытаются ее по мне размазать. Получается, что истина последней инстанции — бесчисленное количество показаний силовиков, в которых нет ничего существенного.

Шедевром был главный свидетель обвинения — Амади Басханов. Сулейманов, который предоставил этого свидетеля следственным органам отдела полиции Курчалоевского района, давал три раза показания. В первый раз в отделе полиции Курчалоевского района, через несколько дней после моего задержания. Там он говорил, что в 16:10 Басханов пришел к нему в Управление уголовного розыска по Грозному, где он работал. Потом там же он говорит, что встретился в Управлении с оперативными сотрудниками Курчалоевского района и он им предложил свидетеля Басханова (показания имеются в деле). Второй раз он дает показания уже следователю Хадукаеву и просит первые признать недействительными. В соответствии с новыми показаниями, с Басхановым он встретился ближе к 18 часам, а с оперативными сотрудниками — на рынке в Грозном, а не в Управлении. В суде он давал совсем уже непонятные показания, вы их помните.

Я представить себе не мог, что обвинение опустится до того, что приведет в суд свидетеля, накачанного наркотиками, — я о Басханове, — и тем более, что судья не остановит эту позорную выходку. Я был шокирован: у него началась наркотическая ломка прямо в суде. Такое может быть только у нас. За процессом следят коллеги со всей Европы, и я считаю это позором. А еще обвиняют правозащитников в отсутствии патриотизма!

Гособвинение забыло о моем существовании на протяжении всего процесса и было занято перетягиванием каната с моими адвокатами. Это была для них какая-то азартная игра. Они наплевали на то, что решается судьба человека, который годится им в отцы. За последние пять лет это шестой подобный процесс, на котором я присутствую. На пяти из них я сидел в зале среди зрителей, шестой — уже за решеткой. На двух из них — предыдущий и мой, — обвинение представляли одни прокуроры. Гособвинитель Байтаева прекрасно знает, что это фабрикация. Но это ей не мешает поддерживать обвинение. Аналогичная ситуация с предыдущим процессом по делу Жалауди Гериева в Шалинском суде. Наверное, ее работа стоит того, чтобы из-за нее стать грешницей. Верующий не может врать, лжесвидетельствовать, отрицать истину, а обвинение на протяжении всего процесса отрицало истину. Я задавался вопросом, почему люди врут. Вижу только две причины — получение выгоды и страх. Не знаю, что двигало свидетелями обвинения. В любом случае обе эти причины унизительны.

Вернусь к Басханову, который якобы видел меня курящим. Кроме него, меня никто никогда не видел за этим занятием. Он очень кстати побежал докладывать об этом сотрудникам полиции. Но есть люди, которые в указанное время сидели с ним в ИВС станицы Серноводская. Даже 9 января, насколько мне известно, он был под арестом. В те даты, когда он меня якобы видел, Басханов был в федеральном розыске. Позже, 14 декабря, его обнаружили на территории УФСИН, в деле есть справка.

Далее, когда в ходе процесса, я попытался задавать вопросы насчет религии, реакция обвинителей была мгновенной. Мне сказали, что „это не шариатский суд“. Я вспомнил процесс Гериева, где адвокат Мусаев каждому свидетелю задавал вопрос — готов ли он клятвой на Коране подтвердить свои показания. Все, кроме сотрудников отдела полиции Курчалоевского района, были согласны. Правда, трое свидетелей защиты, которые подтвердили свои показания клятвой на Коране, вернулись в суд и просили допросить их повторно. Они хотели поменять свои показания, так как накануне их доставляли в отдел полиции Курчалоевского района. Видимо, в этом деле были учтены все прежние ошибки. На этом процессе давали показания более 60 полицейских, и все они врали.

Есть два хадиса нашего пророка (прим.: предание о словах и действиях пророка Мухаммада), да благословит его Аллах и приветствует. В первом он говорит, что лжецам не место в его умме (прим.: мусульманская община). Все мусульмане единогласны в том, что этот хадис достоверен. Во втором сказано, что не останется в вечном огне никто, кроме неверующих и отвергавших истину. Вера складывается не только из слов, произносимых устами, но и из деяний, совершаемых телом, и убеждений в сердце. Если хотя бы одна составляющая отсутствует, то вера этого человека не принимается. Некоторые думают, что ислам — это длинная борода и бритые усы. Это всего лишь сунна пророка (прим.: мусульманское священное предание, излагающее примеры жизни исламского пророка), но есть еще и фарз — обязательства, без соблюдения которых все остальное становится бесполезным. Недостаточно бить себя в грудь и заявлять, что ты мусульманин. Поэтому все, кто лжесвидетельствовал на этом процессе, никак не могут быть мусульманами.

<…>

Из всех, кто прямо или косвенно имел отношение к фабрикации дела против меня, нашелся всего лишь один порядочный человек, который выполнил свой долг честно. Отличие порядочного человека от подлеца в том, что порядочный делает правильный выбор, а подлец — выгодный.

Те, кто фабриковал это дело, думают, что у них есть оправдание — приказ сверху. Не было никакого приказа. Возможно, было пожелание. Допускаю, что указание. Приказа совершать преступление не могло быть. Если даже он был, никто не обязан выполнять преступный приказ. Каждый из вас мог отказаться. Но вместо этого вы все как один двинулись выполнять это указание, предвкушая хорошие дивиденды. Некоторые уже получили продвижение по службе. Но отвечать за свои поступки придется каждому.

15–20 лет назад никто бы не поверил, что на Кавказе, особенно в нашей республике, возможен подобный процесс. Сегодня это стало нормой. Боюсь себе представить, что будет еще через 20 лет, если мы и дальше будем руководствоваться этими принципами.

У меня нет никаких иллюзий по поводу приговора. Он, конечно, будет обвинительным.

В последние годы в нашей республике, да и в целом по стране, практически нет оправдательных приговоров. Это говорит о полном контроле прокуратуры над судебной системой страны. Если прокуратура вынесла дело в суд, — значит будет обвинительный приговор.

19 мая 2010 года на заседании Совета по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека при президенте России, — тогда президентом был Дмитрий Анатольевич Медведев, — Уполномоченный по правам человека Элла Александровна Памфилова в своем выступлении сказала: „В ряде республик Северного Кавказа, не буду сейчас называть каких, вы это тоже знаете, суды себя полностью дискредитировали. С этим надо что-то делать. У людей не должно быть чувства бессилия перед лицом жестокости и бесправия“. Все это актуально и по сегодняшний день. Не могу не привести ответ Дмитрия Анатольевича: „Вы сказали, что суды себя полностью дискредитировали. Я категорически против этих фраз, потому что за этим — развал правовой системы, абсолютное неуважение к суду. Да, среди судей есть люди, которые взятки берут, люди, которые боятся принимать решение. Но как только мы говорим о том, что они себя дискредитировали… Выход какой? Разогнать суды и набрать новые? Это уже было в 1917 году. В этом плане я попросил бы всех быть максимально корректными. Какие бы суды не были, они наши и мы обязаны выполнять их решения“.

Кто помнит историю, как выносились приговоры в 30-х годах так называемым Особым совещанием? Оказывается, с тех пор и не было судебной реформы. Это очень прискорбно.

При всем желании, мы не сможем не исполнить решение суда. В этом вопросе я уповаю на Всевышнего. Если он считает, что я и дальше должен оставаться за решеткой, я приму это с покорностью. Но Аллах предписал нам бороться с несправедливостью, поэтому мы будем бороться до конца, до полного признания моей невиновности и наказания преступников.

В конце хочу сказать. Сколько можно убивать и сажать за решетку правозащитников? Когда, наконец, власти обратят на это внимание? Хочу обратиться к коллегам из европейских стран с просьбой: изыскать возможность применения к фигурантам этого дела, к тем, кто организовал и совершил это преступление, мер универсальной юрисдикции или других санкций. Правосудие в нашей стране отказывается расследовать это преступление, все мои обращения в Следственный комитет получили отказ.

Если бы в нашей стране не было вот таких исполнителей воли вышестоящих чиновников, — тех, кто готовы и мать родную продать, готовых на любые преступления, чтобы сохранить рабочее место, ради карьеры, — таких преступлений было бы намного меньше.

И в заключение. Я — мусульманин. Это правда. Никому не собираюсь это доказывать. Как мы знаем, те, кто сфабриковал это дело и в течение восьми месяцев давал лживые показания, стараясь как можно дольше оставить меня за решеткой, все они считают себя мусульманами. Ни один из них не заинтересован в установлении истины. Мне стыдно видеть людей, которые, называя себя мусульманами, так низко пали.

Спасибо!»