Как туркменских студентов из Санкт-Петербурга ложно обвинили на родине в антиправительственном заговоре
Уже почти два десятилетия Туркменистан остается одним из наиболее репрессивных государств мира. В туркменских тюрьмах содержатся сотни политических заключённых, многих из которых власти преследуют по религиозным мотивам. Из-за закрытости страны информацию о каждом таком узнике приходится собирать буквально по крупицам.
Среди тех, кто стал жертвами политически мотивированных обвинений, — двое туркменских студентов из России Какаджан Халбаев и Кемал Сапаров. По рассказам их знакомых в Санкт-Петербурге, они были арестованы вскоре после возвращения на родину в конце 2017 года и приговорены к 15 годам лишения свободы.
Первое упоминание об этом деле появилось в прошлом году в одной из публикаций международной кампании «Покажите их живыми». Однако детали истории до последнего времени оставались неизвестными.
Недавно Правозащитный центр «Мемориал» смог получить документы, связанные с делом студентов, а также поговорить с матерью Какаджана, присутствовавшей на судебном процессе. На наш взгляд, даже официальные материалы свидетельствуют о явной необоснованности и несправедливости вынесенного приговора.
Дело Халбаева и Сапарова важно и в другом отношении — оно наглядно демонстрирует действующие псевдоправовые механизмы преследования мусульман в Туркменистане, сопровождающиеся явным нарушением норм международного права. Есть основания полагать, что по такой же схеме в Туркменистане за последние годы были брошены в тюрьмы сотни невинных граждан. При этом тексты судебных решений, связанных с политическими обвинениями, лишь в исключительных случаях оказываются доступными не только для международных организаций или СМИ, но даже для самих осужденных и их родственников.
Как раскручивалось дело?
Какаджан Халбаев родился в 1995 году в этрапе (районе) Гёроглы Дашогузского велаята (на севере Туркменистана). По словам Гулшат Оразмедовой (матери Какаджана), семья была религиозной. После окончания школы осенью 2013 году её сын уехал в Россию, поступил в Ивангородский гуманитарно-технический институт (Ленинградская обл.), где обучался до 2017 года. В период учебы неоднократно приезжал домой на каникулы, при этом каких-то проблем с правоохранительными органами Туркменистана у него не было.
В ноябре 2017 года Какаджан вернулся домой.
6 декабря 2017 года в аэропорту «Пулково» был задержан его знакомый — гражданин Туркменистана Ахмет Джумадурдыев, обучавшийся с 2013 года в том же институте. Как выяснилось, Джумадурдыев был объявлен в розыск в Туркменистане по делу о незарегистрированной религиозной группе, лидером которой был его старший брат Арслан. В 2017 году Арслана приговорили к 25 годам лишения свободы, а Джумадурдыев спустя год был освобождён из СИЗО российскими властями.
Вскоре после задержания в России Джумадурдыева спецслужбы Туркменистана начали опрос его знакомых по Санкт-Петербургу.
В январе 2018 года Какаджана Халбаева пригласили в отдел народного образования велаята в Дашогузе, где с ним больше трёх часов беседовали сотрудники Министерства национальной безопасности (МНБ). Спрашивали, знает ли он Джумадурдыева, с кем ещё из туркмен знаком в Санкт-Петербурге, читает ли намаз. Матери Какаджана сказали, что ей не надо беспокоиться за сына, «мы с ним просто поговорим по-мужски».
25 января Кемал Сапаров — туркменский студент, также вернувшийся из Санкт-Петербурга примерно в конце 2017 года, был задержан в Ашхабаде по сфабрикованному обвинению в мелком хулиганстве. Затем уже 10 февраля спецслужбы оформили его задержание как подозреваемого по уголовному делу, а 13 февраля ему было предъявлено обвинение в антигосударственной деятельности.
Аналогичная схема была использована в отношении Какаджана Халбаева. Если верить официальной версии, Халбаев был задержан полицией 15 февраля 2018 года в Ашхабаде, где он якобы находился по неизвестным причинам. На самом деле всё происходило по-другому.
«Позвонил участковый, попросил: пусть сын придет в РОВД, поговорим с ним и отпустим, — вспоминает Гулшат. — Какаджан сам пошёл в полицию. Позже позвонил: „Мама, меня отпускают“. После этого его телефон отключился. С тех пор до суда я его не видела. Потом снова участковый звонил, говорит: „Сейчас мы придём и заберём вещи Какаджана“. Мы им отдали всё без протокола. Коран, флэшку, телефон, процессор нашего домашнего компьютера, планшет и рюкзак».
Согласно официальным ответам, полученным Гулшат, 6 февраля 2018 года её сын был задержан полицией этрапа и осуждён на семь суток административного ареста за мелкое хулиганство по ст. 345 КоАП Туркменистана. Якобы у него был конфликт с кем-то из односельчан. Но какое отношение к «мелкому хулиганству» могла иметь изъятая в тот же день без протокола электроника?
«Держали его в ИВС районного отдела полиции. Почти каждый день я приносила продукты, но видеться нам не разрешали. Потом сказали прийти вечером седьмого дня. Я пришла, думала, встречу сына. А ко мне вышел сотрудник и говорит, что Какаджана забрали в Ашхабад. Куда, зачем — не сказал. Я написала в несколько инстанций, ответов не было. Пошла на приём к прокурору области, спрашиваю: „Сына убили или что?“ Он позвонил куда-то, потом говорит: „Ваш сын числится за Копетдагским РОВД Ашхабада“. Я поехала в Ашхабад. Следователь сказал, что сына арестовали, так как в его компьютере нашли мусульманскую проповедь. Нашла адвоката, про которого слышала хорошие отзывы…», — рассказала Гулшат.
Мифический заговор в Санкт-Петербурге
Как следует из судебных решений, Какаджан Халбаев и Кемал Сапаров были обвинены в заговоре с целью насильственного свержения конституционного строя (ч. 1 ст.174 УК), призывах к насильственному изменению конституционного строя, совершённых организованной группой или с использованием СМИ (ч.2 ст.175 УК), возбуждении религиозной вражды, совершённом организованной группой (ч.3 ст.177 УК), организации и участии в преступном сообществе (чч. 1, 2 ст.275 УК).
По некоторым данным, первоначально в деле фигурировали и более тяжкие обвинения, предусматривающие до 25 лет лишения свободы. Но в итоге это обвинение решили не предъявлять, и студентов осудили на 15 лет.
Что же стоит за громкими формулировками обвинений в деле студентов?
По версии следствия, все «преступные действия» были совершены ими на территории Санкт-Петербурга. 12 граждан Туркменистана, находившиеся в «северной столице» России в 2015—2016 годах, якобы стали членами религиозных сообществ «Вахаби», «Салафи», «Братья-мусульмане» и «Хизб ут-Тахрир»; встречались в кафе и мечети, обсуждая вопросы религии; совместно с неустановленными следствием гражданами России создали организованную преступную группу; призывали к захвату власти в Туркменистане; разжигали рознь; использовали интернет для своей деятельности; через СМИ регулярно призывали к созданию исламского государства в Туркменистане и т. п.
Однако за всем этим набором грозных юридических оценок практически отсутствуют какие-либо достоверные фактические данные.
В апелляционной жалобе, подготовленной адвокатом Агамыратом Хужагуллыевым, перечисляется 20 элементов или признаков преступной деятельности, инкриминированной Халбаеву, ни один из которых не был подкреплен доказательствами.
Как выяснилось, вопреки формулировкам обвинения в деле вообще нет данных, свидетельствующих об участии подсудимых в каких-либо из перечисленных в приговоре религиозных течениях, причастности к призывам или религиозным проповедям, конспирации, разжигании розни, распространении информации через СМИ или интернет и т. п. Нет данных о «преступном сообществе» или «организованной группе» с указанием их признаков, описанием деятельности и роли отдельных членов.
Относительно общения туркменских студентов в кафе и мечети в Санкт-Петербурге в следственных материалах не указано, какие вопросы обсуждались, кто и что говорил на этих встречах.
Единственное, что было установлено в ходе следствия, что Халбаев и Сапаров встречались и общались с земляками на религиозные и другие темы, а также, вероятно, привезли с собой в Туркменистан скачанные в России аудиофайлы на туркменском языке с лекциями Ровшена Газакова.
Лекции Газакова об исламе, размещённые в интернете в период его учебы в каирском университете «Аль-Азхар» в 2012—2013 годах, до сих пор популярны среди туркменской молодежи. В соцсетях доступны для скачивания более 300 аудиозаписей «Ровшен ага», многие из которых представляют собой комментарии к отдельным сурам Корана или разъяснение отдельных тем. Их хранение стало активно преследоваться в Туркменистане после того, как российское ТВ сообщило о задержании Газакова в Сирии в июне 2013 года. С самим Газаковым арестованные студенты знакомы не были.
По словам Гулшат Оразмедовой, у её сына, как сказал следователь, были обнаружены два аудиофайла Газакова, у второго студента — большее число. Точная информация об обнаруженных файлах и их содержании в судебных документах отсутствует.
Сам суд походил на фарс в духе 1937 года. Гулшат смогла попасть на процесс и хорошо помнит всё происходившее: «Разбирательство шло не больше двух-трёх часов. Я была единственным зрителем. В основном, зачитывали бумаги. Не было ни одного свидетеля. В приговоре упоминаются два имени каких-то свидетелей, но сын их не знает, в суде их не допрашивали, о чём их показания — непонятно. Какаджан сказал, что только стремился быть мусульманином, других целей у него не было. Кемал плакал, говорил, что когда-то хотел работать в прокуратуре».
Насчет файлов, обнаруженных, по версии следствия, в изъятой без понятых и протокола технике, Халбаев заявил: «Может быть, файлы и мои, но я их не распространял и даже не открывал». Суд почему-то оценил это высказывание как «частичное признание вины». Сами файлы в ходе процесса не изучались.
В деле фигурирует также гуманитарная экспертиза, согласно которой различные религиозные течения, перечисленные в обвинительных материалах, в Туркменистане не зарегистрированы и обвиняемые «попали под их влияние» и незаконно распространяли соответствующие материалы, но на основе чего был сделан такой вывод — неясно.
Все это стало основой для вынесения обвинительного приговора. 27 апреля 2018 года Ашхабадский городской суд приговорил бывших студентов к 15 годам лишения свободы в колонии строгого режима. 23 мая 2018 года Верховный суд Туркменистана, рассмотрев жалобу адвоката Какаджана Халбаева, оставил приговор без изменений. Второй осуждённый приговор не оспаривал, вероятно предполагая бессмысленность таких попыток в условиях тоталитарного режима.
По словам Гулшат, из изъятого у них дома в феврале 2018 года власти вернули только Коран и мелкие предметы. Планшет и процессор домашнего компьютера, согласно решению суда, были признаны орудиями преступления и конфискованы. «В нашем домашнем компьютере не могло быть никаких запрещенных файлов», — считает Гулшат.
В приговоре есть и серьёзные фактические ошибки — в датах, названиях учебных заведений, где обучались осуждённые, и др. Но в правовой системе Туркменистана такие «мелочи» никого не интересуют.
После суда
Через пять дней после решения суда первой инстанции родственникам Какаджана Халбаева впервые удалось получить свидание. В то время он содержался в СИЗО в посёлке Яшлык под Ашхабадом.
«Сын сказал, что его не били, — вспоминает Гулшат. — Не знаю, так ли это, или он просто хотел нас успокоить. Ещё сказал: «Повезло, что нам дали 15. Мы ждали, что будет 25».
В начале июня 2018 года бывших студентов этапировали в колонию в Байрам-Али. День рождения 10 июня Какаджан провел в карантине этой колонии. Обычно карантин продолжается 10 дней, но для мусульман продлевают ещё на 10–15 дней. За это время многим верующим оформляют нарушение режима и через суд отправляют в Овадан-депе. Но студентам снова повезло, их оставили в колонии.
Летом 2018 года под воздействием международной критики власти Туркменистана смягчили ограничения на свидания и передачи для религиозных заключённых. До начала карантина в связи с угрозой пандемии коронавируса свидания давали раз в 36 дней, последнее из них было в апреле 2020 года. В ходе свидания разговор с родственниками возможен только через телефонную трубку, когда осуждённый отделён от посетителей стеклом. Продолжительность разговора зависит от «благосклонности» контролирующего разговор сотрудника — иногда общение продолжается более двух часов. Передачи верующим теперь тоже не ограничивают.
Из отрывочных сведений родственники смогли понять, что заключённым разрешается молиться, доступен Коран. Однако мусульман содержат отдельно от других осуждённых. В Байрам-Али отбывают наказание многие из тех, кто обучался религии за границей, после возвращения их нередко осуждали по сфабрикованным уголовным делам. Также время от времени в колонию этапируют узников Овадан-депе. Последние выглядят совершенно измождёнными, некоторые избиты, часто лишь с трудом могут стоять. Одного из таких узников даже родители не узнали на свидании.
Родственники Какаджана Халбаева по-прежнему пытаются добиться пересмотра явно необоснованного приговора. В 2019—2020 годах они направили новые жалобы в Генеральную прокуратуру и Верховный суд Туркменистана, позитивных ответов пока нет.
Судя по косвенным признакам, власти Туркменистана понимают, что студентов объявили преступниками без серьёзных оснований. Согласно приговору, 2 апреля 2018 года следствие начало розыск по тому же делу ещё десяти граждан Туркменистана, обучавшихся или работавших в Санкт-Петербурге. Однако как удалось уточнить ПЦ «Мемориал», когда некоторые из них в 2018–2019 годах вернулись в Туркменистан, их хотя и допросили, но не стали привлекать к уголовной ответственности. Однако приговор по делу Халбаева и Сапарова пока не пересмотрен, розыск остальных — не прекращён. Другие туркмены из «северной столицы» России по-прежнему опасаются возвращаться на родину, где их могут ждать пытки и арест по сфабрикованным политическим обвинениям.
По словам представителя туркменской диаспоры в Санкт-Петербурге, 12 подозреваемых по «делу о заговоре» в действительности не были какой-то сплоченной группой, не принадлежали к какому-то религиозному течению, не все из них даже были знакомы друг с другом.
«Никаких незаконных действий мы не совершали. Но в Туркменистане верующих преследуют, о чём мы знаем на примере родственников и знакомых. Единственное наше желание, чтобы туркменские власти оставили нас в покое», — сказал один из них.
Виталий Пономарёв, директор Центрально-Азиатской программы ПЦ «Мемориал»