Права человека в Чеченской Республике. Выступление О.П. Орлова в Парламентской Ассамблее Совета Европы, 28.01.2020 г.

Парламентская Ассамблея Совета Европы,

Слушания Комитета по правовым вопросам и правам человека

о ситуации с правами человека в Чеченской Республике,

Страсбург, 28.01.2020 г.

Расширенная версия выступления О.Орлова (Правозащитный центр «Мемориал»)

(English version)

Кроме Орлова на слушаниях выступили три человека, ранее проживавшие в Чечне:

• Ибрагим Янгулбаев; говорил о том, как его незаконно задержали, а потом пытали за критику республиканских властей в Интернете, а также как преследовали его семью;
• жительница Чечни Неамат Абумуслимова рассказала о похищении полицейскими её сына Апти Абумуслимова, фигуранта «расстрельного списка 27»;
• Амин Джабраилов, присоединившийся к обсуждению по видеосвязи, рассказал о преследовании геев в Чечне, о своём похищении и пытках.

Орлов:

Уважаемые дамы и господа!

Спасибо за предоставленную возможность выступить перед вами по столь важной и актуальной теме. Сегодня я выступаю здесь по поручению группы правозащитных организаций. Это российские организации Правозащитный центр «Мемориал», ЛГБТ-сеть, Комитет против пыток (КПП) и Правовая инициатива, а также международная организация Хьюман Райтс Вотч. Все эти организации уже много лет работают в Чечне, оказывают правовую помощь жертвам нарушения прав человека и проводят мониторинг ситуации в этой области права.

Мы помним о том внимании, которое уделяла Парламентская Ассамблея Совета Европы ситуации на Северном Кавказе, включая Чечню, и в ходе Второй Чеченской войны, и позже, вплоть до последней резолюции 2017 года. В докладах и резолюциях давалась объективная и жесткая оценка неблагоприятной ситуации с правами человека в этом регионе. Это реально помогало борьбе за соблюдение прав человека на Северном Кавказе.

Должны отметить, что такая борьба отнюдь не безнадежна. В разных регионах Северного Кавказа ситуация за прошедшие годы развивалась по-разному. Где-то удавалось добиваться изменения к лучшему. Однако не в Чеченской Республике (ЧР). Здесь за последние годы, окончательно сформировался тоталитарный режим, а ситуация во многом даже ухудшилась.

Я не оговорился, когда назвал этот режим тоталитарным. Под полный контроль власти поставлена не только общественная, политическая, экономическая стороны жизни, но и религия, и культура, и частная жизнь. В этом режиме нет и не может быть никакой публичной критики власти, сотрудники полиции специально ищут тех, кто позволил себе негативно отзываться в соцсетях о республиканских властях, жестоко наказывают их, в лучшем случае заставляют униженно извиняться. Несколько лет назад заместитель министра внутренних дел Чеченской Республики Алу Алханов публично заявил: «Пусть будут прокляты те, кто осмелятся свернуть вправо или влево с пути, намеченного нашим главой»1.

Свернуть с этого пути в Чечне уже давно опасно для жизни, поскольку сам глава республики Рамзан Кадыров многократно публично называл неугодные ему СМИ и правозащитников «врагами народа», призывал к преследованию и даже убийствам инакомыслящих. Последний раз такой призыв прозвучал 4 ноября 2019 года на расширенном совещании республиканского правительства2. Говоря о критиках республиканских властей, позволяющих себе публичные высказывания в СМИ и Интернете, он призвал остановить их, «убивая, сажая за решетку, делая ещё, что угодно».

Впоследствии Кадыров попытался оправдать свои заявления ссылками на адаты (право обычая) и тем, что в бытовом общении обещание убить — всего лишь образ, который не следует воспринимать буквально. Эти самооправдания не выдерживают никакой критики. Во-первых, Кадыров произносил эти слова не в бытовом разговоре. Во-вторых, обращаясь к сидящим перед ним должностным лицам, Р.Кадыров прямо призывал вовлечь в такую преступную деятельность полицейских и чиновников.

Мы воспринимаем эти слова как прямую угрозу. Правозащитный центр «Мемориал» направил в Следственный Комитет России заявление с просьбой провести проверку наличия в этих публичных призывах признаков преступления и возбудить уголовное дело. Определенные законом сроки прошли, но ответа мы пока не получили.

Понятно, что в такой системе нет места независимым правозащитным организациям. Ужесточение репрессий в отношении правозащитников было отражено в резолюции ПАСЕ 2157 (2017). Там, в частности, говорилось, что после серии нападений в Чечне был вынужденно закрыт офис Сводных мобильных групп правозащитников (организатором которых выступал Комитет против пыток). Этот офис неоднократно уничтожали3. Причем в июне 2015 года организованная толпа длительное время днем в центре города Грозного громила офис правозащитников. Прибывшая более, чем через час полиция не стала вмешиваться. В 2016 году были совершены нападения на журналистов и правозащитников при въезде в Чечню4, а в Грозном – на руководителя КПП Игоря Каляпина5.

Затем настал черед Правозащитного центра «Мемориал».

9 января 2018 года по дороге на работу полицейскими был задержан Оюб Титиев, руководитель Представительства Правозащитного центра «Мемориал» в Чеченской Республике. Полицейские подбросили ему наркотики. Против Титиева возбудили уголовное дело, он был арестован.

Титиев обратился в Следственное управление Следственного комитета РФ по ЧР с заявлением, в котором просил установить и привлечь к уголовной ответственности сотрудников полиции, которые подбросили в его автомобиль пакет с наркотиками. Проверка этого заявления была проведена неполно и неэффективно, с нарушениями норм законодательства. Следователи намеренно не проверяли обстоятельства, установление которых неизбежно привело бы к выводу о фальсификации уголовного дела.

В марте 2019 года суд над Титиевым завершился вынесением обвинительного приговора. Судья Мадина Зайнетдинова вела процесс с явным обвинительный уклоном6.

Судью не удивило, что в день задержания Оюба Титиева видеокамеры слежения не работали на всем пути следования полицейских с задержанным Титиевым. «Сломались» видеокамеры на зданиях прокуратуры, пенсионного фонда, районной администрации, на помещениях банков, у входов в аптеки, парикмахерские, магазины, а также в самом отделе полиции. Судья отказала в удовлетворении очевидного ходатайств адвокатов Титиева: провести экспертизы этих «сломавшихся» видеокамер слежения. Между тем, записи этих видеокамер помогли бы установить, кто же правильно описывает произошедшее – полицейские или Титиев.

Судья отказала в удовлетворении ходатайства об исследовании в суде биллинга соединений с телефонов Титиева. Он утверждал что, во время первого незаконного его задержания, у него изъяли находящиеся при нем телефоны, которые потом пропали. Официальная версия - у Титиева при себе вообще не было никаких телефонов. Биллинг телефонов помог бы установить, чья версия событий соответствовала истине – Титиева или полицейских.

Судья отказалась также приобщать материалы, доказывающие политический мотив преследования Оюба, в частности, текст публичного выступления председателя парламента Чеченской Республики Магомеда Даудова, который в конце 2017 года прямо призвал преследовать правозащитников7.

Защита Оба Титиева подала судье 31 ходатайство, направленные на установление реальных обстоятельств дела. Из них судья удовлетворила только три.

При этом судья удовлетворила все без исключения ходатайства обвинения.

Суд показал, что он некритически доверяет исключительно версии обвинения и не готов по просьбе стороны защиты проверять её.

Вскоре после ареста Титиева последовала серия нападений на помещения представительств и сотрудников Правозащитного центра «Мемориал» на Северном Кавказе за пределами Чеченской Республики:

• поджог помещения представительства ПЦ «Мемориал» в Ингушетии (в ночь на 17.01. 2018 г.);
• поджог машины дагестанского представительства ПЦ «Мемориал» (в ночь на 23.01.2018 г.);
• угрозы в адрес сотрудников дагестанского представительства (23.01.2018 г.), нападение на руководителя представительства «Мемориала» в Дагестане Сиражутдина Дациева, которому была нанесена травма головы (28.03.2018 г.).

У нас есть основания полагать, что заказчики и организаторы этих преступлений находятся именно в Чечне.

По всем вышеприведенным случаям нападений на правозащитников и журналистов были возбуждены уголовные дела. Но расследование всех этих дел приостановлено со стандартной формулировкой «в связи с невозможность найти лиц, подлежащих обвинению».

Кроме того, в помещение представительства «Мемориала» в Грозном были подброшены наркотики, а в адрес наших сотрудников последовали очень серьезные угрозы. В результате мы были вынуждены эвакуировать их из Чечни, а некоторых и из России, а работу представительства в Чеченской Республике прекратить.

Теперь на территории Чеченской Республики не работает на постоянной основе ни одна независимая правозащитная организация.

Между тем, работа правозащитников в Чечне необходима.

В 2017 году мир поразили сообщения, о том, что в Чечне жестоко преследуют геев. В этом режим Кадырова оказывается схож с другими тоталитарными режимами – нацистской Германией и коммунистическим СССР.

Случаи таких преследований хорошо задокументированы ЛГБТ-сетью. Про них Комитетом ПАСЕ по вопросам равенства и противодействия дискриминации был выпущен специальный подробный доклад.

Но какова была реакция властей Чечни на эти сообщения? Власти были крайне возмущены, но не тем, что их обвинили в похищениях, пытка и даже убийствах, а самим утверждениям о том, что в Чечне есть геи. Показательны слова, сказанные в интервью газете «Московский комсомолец» депутатом Государственной Думы РФ от Чеченской Республики Магомедом Селимхановым: «В Чечне геев нет… Лично я считаю, что их место находится в двух метрах под землей»8. Комментарии излишни.

А какова была реакция федеральных властей России?

Пресс-секретарь президента РФ Д.С.Песков заявил, что в Кремле не обладают «какой-либо достоверной информацией о каких-либо проблемах в этой области» в Чечне. Он добавил, что о каких-либо обращениях в правоохранительные органы и жалобах по данной теме «не известно»9.

5 мая 2017 года состоялась встреча президента Путина с российским омбудсменом Татьяной Москальковой. В ходе разговора омбудсмен остановилась на теме преследования геев в Чечне. Она сказала, что расследовать такого рода преступления в Чечне нужно следственной группой, которая действовала бы независимо от чеченских правоохранительных органов, что необходимо обеспечить государственную защиту заявителям и свидетелям этих преступлений. Путин обещал обсудить это с силовиками.

Однако никакого расследования не было. Ярким примером тому является дело Максима Лапунова, гея, временно, проживавшего в Чечне и незаконно задержанного там 16 марта 2017 года. Его 12 дней держали в подвалах, где полицейские издевались над ним и жестоко избивали. Затем его отпустили и заставили выехать из Чечни. Произошло это только потому, что его родственники, проживающие в другом регионе России, смогли добиться возбуждения там уголовного дела по факту его исчезновения в Чечне.

Лапунов подал в Следственный комитет заявление о совершении в отношении него преступления. Его интересы представляли юристы правозащитных организаций Комитет против пыток и ЛГБТ-сеть. Проверкой заявления занялась, как и просила омбудсмен, федеральная структура, базирующаяся вне Чечни – Главное следственное управление Следственного Комитета России по Северо-Кавказскому федеральному округу. Единственное реальное, что сделал следователь за несколько месяцев, так это подробно опросил Лапунова. Однако не был проведен осмотр подвалов, где содержали Лапунова, не было опознания полицейских, которые его пытали. Судебно-медицинская экспертиза была назначена, когда следы избиений у Лапунова сошли с тела. Государственная защита ему предоставлена не была. Более того, согласно информации Комитета против пыток, показания Лапунова, с большой вероятностью стали известны органам полиции Чеченской Республики. Это давало возможность им сокрыть улики. В этих условиях в целях безопасности Максима Лапунова пришлось эвакуировать из России. 21 марта 2018 года в возбуждении уголовного дела было отказано «в связи с отсутствием событий преступления».

Руководитель Комитета против пыток Игорь Каляпин так прокомментировал произошедшее: «Следственный комитет России занимается в Чеченской Республике укрывательством тяжких преступлений»10.

В мае 2018 года жалоба Максима Лапунова была направления в Европейский суд по правам человека, в ноябре 2019 года она была коммуницирована11.

То, о чем я говорил – события трагические.

Но подчас действия властей Чеченской Республики, в своем желании контролировать все без исключения, производят даже комическое впечатление.

Летом 2018 года стало известно, что существует «созданная по поручению главы Республики» специальная комиссия Министерства культуры Чечни, только с разрешения которой возможно публичное исполнение песен. Причем, как было сказано в репортаже республиканского телевидения, «артисты Чечни должны носить строгий наряд, а исполнение должно быть скромным и не выходить за рамки установленных норм в Чеченской Республике».12 Тех же, кто не следовал указаниям власти, доставляли в отделы полиции, где с ними проводили разъяснительную работу13.

В этой системе не остается никаких легальных каналов для выражения протеста. Между тем, протест подспудно копится, особенно у молодежи. И они становятся податливы пропаганде террористов.

Не удивительно, что мы видели раз за разом, что совсем молодые люди, иногда дети, осуществляют самоубийственные нападения (см. Приложение 1) на сотрудников силовых ведомств, на учреждения. Эти молодые люди не имеют никакой реальной связи с подпольем, они почти не вооружены, подчас нападают на полицейских с ножами и топорами, и естественно гибнут, нанеся силовикам минимальный ущерб.

Обычным ответом становится государственный террор.

Ярким примером является дело о несудебной казни в январе 2017 года 27-ми человек, подозреваемых в причастности к вооруженному подполью.

Краткое описание этого трагического события есть в докладе ОБСЕ по Чечне, выпущенном 20 декабря 2018 года в рамках «Московского механизма»14.

Это очень важное дело, так как оно хорошо документировано и ярко демонстрирует, как конкретно работают механизмы безнаказанности.

Группа очень молодых людей совершила в Грозном вооруженное нападение на сотрудников полиции (погибшие были как среди полицейских, так и среди нападавших)15.

Вслед за этим в декабре 2016 – январе 2017 гг. в Чеченской Республике прошли массовые задержания. Все задержанные на некоторое «исчезали», никому из них не была предоставлена юридическая помощь. Некоторых задержанных освобождали через несколько дней. Другие задержанные «исчезали» более чем на месяц, после чего они «признавались» в совершении преступлений. Судьба некоторых была долго неизвестна.

10 июля 2017 года «Новая газета», опубликовала статью «Это была казнь»16, в которой был приведен список 27 человек из числа задержанных и пропавших без вести. Эти люди, по сведениям источника газеты из числа сотрудников силовых ведомств, в ночь с 25 на 26 января 2017 года были тайно бессудно казнены в Грозном в расположении полка патрульно-постовой службы полиции № 2 (далее – ППСП-2) МВД по Чеченской Республике.

В доказательство того, что эти люди находились в руках полиции, «Новая газета» опубликовала снимки фототаблиц на задержанных (стандартного оперативного документа МВД с краткими установочными данными и фотографиями задержанных людей), а также снимок подготовленной сотрудниками МВД по ЧР схемы незаконного вооруженного формирования с фотографиями предполагаемых участников этого формирования. В документах присутствуют 26 из 27 персонажей «расстрельного списка».

Эти документы были переданы в «Новую газету» источниками этого издания в правоохранительных органах. Я прилагаю эти документы (см. Приложение 2). На фотографиях персонажей на фототаблицах и на схеме ясно видно, что их снимки были сделаны после их задержания: некоторые запечатлены в наручниках, ни лицах других ясно видны следы побоев. Несмотря на плохое качество снимков, на некоторых из них видно, что задержанные находятся в каком-то помещении, напоминающем спортивный зал – видно что-то вроде шведской стенки.

В фототаблицах наряду с бесследно исчезнувшими людьми (я выделил их красными пометками) присутствуют также другие задержанные, которым позже были официально предъявлены обвинения и которые затем были официально осуждены судами к разным срокам лишения свободы.

Эти документы доказывают факт задержания представителями государства людей, которые позже бесследно исчезли.

Правозащитный центр «Мемориал» параллельно самостоятельно занялся проверкой этих сведений. В результате опроса родственников и соседей фигурантов «расстрельного списка» удалось подтвердить, что, как минимум 25 человек из 27-ми, фигурирующих в «расстрельном списке», были задержаны сотрудниками правоохранительных органов ЧР (см. Приложение 3). Большинство из них были увезены сотрудниками МВД по ЧР из их домов на глазах членов их семей, одного, Адама Ильясова, его дядя сам привел в отдел полиции. Все эти люди затем бесследно исчезли, а от их родственников сотрудники полиции угрозами добивались, чтобы те никуда не жаловались и прекратили поиски пропавших.

Жалобы все же были направлены в следственные органы. Власти были вынуждены начать доследственную проверку, которую проводили следователи все того же Главного следственного управления Следственного Комитета России по Северо-Кавказскому федеральному округу – т.е. федеральной структуры.

По итогам проверки следователи восемь раз выносили постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, которые затем отменялись вышестоящими органами как незаконные и необоснованные. Через некоторое время следователь снова выносил аналогичные постановления. Окончательно в возбуждении уголовного дела было отказано 9 февраля 2018 г.

Мы с большим трудом сумели получить 18 томов материалов проверки. Выяснилось, что это 18 томов – содержат результаты не реальной проверки, но саботажа проверки!

Анализ этих материалов проверки показал, что проверка была проведена неполно, необъективно, предвзято, с грубыми нарушениями. Приведу лишь несколько примеров.

Выводы следователей в значительной мере основывались на сведениях, предоставленных им сотрудниками полиции из Чеченской Республики. Следователи, проводившие проверку, приняли их на веру и фактически не проверяли. Никакого объяснения тому, как фигуранты «расстрельного списка» оказались в фототаблицах задержанных, в материалах проверки нет.

Согласно этим сведениям, 22 фигуранта «расстрельного списка» якобы уехали из России в Сирию воевать за террористов. Это утверждение в отношении 13 фигурантов базируется исключительно на противоречивых показаниях трех людей, находящихся в местах лишения свободы. В отношении оставшихся девяти фигурантов вообще не приводятся какие-либо доказательства. В ходе проверки не исследовалась информация о том, что у части якобы уехавших за границу России людей дома остались их заграничные паспорта. Не осуществлялся биллинг соединений с телефонов якобы уехавших в Сирию людей.

Ещё двое фигурантов этого «расстрельного списка», согласно информации МВД по ЧР, якобы скончались в Республиканской клинической больнице от ранений. Ещё один фигурант «расстрельного списка» якобы умер своей смертью от сердечного приступа. Однако трупы этих трех людей не были исследованы. В отношении двоих даже не установлено место захоронения. Документы, удостоверяющие смерть третьего были оформлены с грубыми нарушениями закона, есть основания считать, что они были фальсифицированы.

В ходе осмотра места дислокации полка ППСП-2 следователем были осмотрены все корпуса кроме тех, где могли содержаться в повалах незаконно задержанные люди.

Два человека из расстрельного списка якобы живы и в ходе проверки были опрошены. Однако есть сведения, что на самом деле следователи опросили их братьев, которых к ним доставили сотрудники чеченской полиции. Следователи не пытались проверить, точно ли они опрашивают тех, за кого были вынуждены выдавать себя доставленные люди.

Это только небольшая часть претензий к качеству проведенной проверки.

Мы обжаловали отказ в возбуждении уголовного дела в суде (см. Приложение 4).

Суд первой инстанции отказал нам 14 декабря 2018 г. Суд второй инстанции оставил отказ в силе в марте 2019 года.

Но какова же аргументация суда?

Позволю себе привести в качестве цитаты главный тезис из Постановления суда:

« Доводы, изложенные в жалобе <…> о необходимости проведения следователем отдельных проверочных мероприятий, о немотивированности и необоснованности, о не состыковке дат возбуждения уголовных дел, о неточности в адресах и количестве камер <…>, о не правильном заполнении медицинского свидетельства о смерти не являются основанием для удовлетворения жалобы, поскольку согласно нормам уголовно-процессуального законодательства следователь оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся доказательств <…>»

То есть фактически суд нам сказал: «Вы можете сколько угодно приводить ваши доводы, но суд не будет их оценивать, поскольку следователь сам оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению. И все».

О такой подход суда разобьются любые доводы о неполноте и предвзятости проверки.

Обращаю внимание на то, что проверку проводили следственные органы федерального, а не республиканского уровня. Наши жалобы рассматривали суды не в Чеченской Республике, а за её пределами – в Ставропольском крае.

Все это указывает на то, что массовые тяжкие преступления, совершаемые силовиками в Чеченской Республике, покрываются на федеральном уровне. Фактически федеральные структуры являются соучастниками этих преступлений.

16 сентября 2019 года в Европейский суд по правам человека была направлена жалоба от имени родственников восьми фигурантов расстрельного списка.

Работа правозащитных организаций в этом направлении продолжилась.

Как я уже говорил, часть людей незаконно задержанных (фактически похищенных) в начале 2017 года, чьи данные есть в фототаблицах, позже были «легализованы». Им официально предъявили обвинения в совершении преступлений, которые рассматривали суды. Правозащитники сумели ввести в два таких дела своих адвокатов (все эти адвокаты были не из Чечни, а из других регионов России).

В первом из этих дел было 14 подсудимых, которых обвиняли в участии в незаконном вооруженном формировании, хранении оружия и взрывчатки. Все они присутствуют в фототаблицах (см. Приложение 2) и отмечены мною синими пометками.

Выяснилось, что всех их полицейские задержали 9—10 января 2017 года на глазах свидетелей, большинство – в их собственных домах. Однако по официальной версии всех их задержали в феврале 2017 года. Причём обстоятельства «задержания», как их описывает следствие, весьма нелепы — каждого из них полицейские совершенно случайно по одному в течение нескольких дней обнаруживали на окраине их родных сёл, где те зачем-то гуляли с гранатами, а некоторые — с автоматами, засунутыми под верхнюю одежду.

Что же с ними происходило с января по февраль 2017 года?

Согласно показаниям всех подсудимых, их так же, как и фигурантов «расстрельного списка 27-ми», держали в подвалах помещений полка ППСП-2, где постоянно пытали и угрожали сексуальным насилием (см. Приложение 5 и Приложение 6). Все 14 были вынуждены подписать признательные показания, и лишь после этого полицейские их фальшивое официальное задержание в феврале.

Суд шел с явным обвинительным уклоном, ходатайства защиты, направленные на проверку версии обвинения, судья постоянно отклонял. В ходе суда вскрылась масса несостыковок и противоречий в версии обвинения. Окончательный приговор был вынесен приговор 12 июля 2019 года – все 14 получили от 9 с половиной до 10 с половиной лет заключения.

Во втором деле обвинялся Абдул-Халим Абдулмежидов. Он тоже присутствует в фототаблице и отмечен мною зеленой пометкой. Обстоятельства его дела аналогичны: реально был задержан на глазах свидетелей 13 января, а официально его якобы задержали 25 марта 2017 г. Содержали его в расположении полка ППСП-2. Все 14 обвиняемых по первому делу заявили, что он содержался вместе с ними в подвале. Адвокат Абдулмежидова ходатайствовал о допросе этих свидетелей в суде, но получил отказ. Сам Абдулмежидов в суде подробно описал людей, с кем он содержался в подвале, все они присутствуют в фототаблицах. В частности, он утверждает, что видел там и людей из «расстрельного списка».

До задержания он был совершенно здоровым человеком, теперь он сильно покалечен, у него видны следы от пыток током.

В мае 2019 года органы Следственного комитета начали проверку заявления Абдулмежидова о совершении против него полицейскими преступлений. А уже 2 июня было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с «отсутствием события преступления». За такой период невозможно провести серьезную проверку.

Между тем, адвокат и правозащитники бесспорно установили, что во время незаконного задержания 13 января при Абдулмежидове находилась банковская карточка. 17 января 2017 года с неё были сняты все деньги – 17 тысяч рублей. Было установлено, что банкомат, где снимались деньги, находится в расположении полка ППСП-2. Попасть туда простому человеку невозможно. Какие ещё нужны доказательства незаконного содержания Абдулмежидова в расположении этого полка?!

Подводя итог, укажу снова на фототаблицы (см. Приложение 2), о которых я говорил выше. Красным там отмечены фигуранты «расстрельного списка 27-ми», синим – фигуранты «дела 14-ти» (на настоящий момент осужденные), зеленым – Абдулмежидов (осужден). А желтым отмечены ВСЕ, про кого опрошенные подсудимые дали показания, что видели их в подвалах зданий полка ППСП-2.

Это один из итогов большой работы, проведенной нашими организациями. Фактически мы занимались тем, что должны были делать следователи.

Но следственные органы как на федеральном, так и на республиканском уровне занимаются саботажем проверок заявлений о преступлениях силовых структур в Чечне.

То же самое происходит с расследованием дел о насильственных исчезновениях и убийствах мирных жителей в ходе военных действий и спецопераций Чеченской Республике, по которым Европейский суд по правам человека (далее ЕСПЧ) вынесены постановления о нарушении Россией норм Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Ни одно из таких уголовных дел на национальном уровне так и не было расследовано, виновные найдены не были, судьбы исчезнувших людей так и не были установлены.

Всего в группе дел «Хашиев и Акаева против России» (сформирована Комитетом министров Совета Европы) на настоящий момент находится 275 дел, в основном о насильственных исчезновениях людей, а также об убийствах мирных жителей в ходе военного конфликта и спецопераций в Чеченской Республике. По всем этим делам были вынесены постановления ЕСПЧ о том, что Россия виновна в нарушении норм Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Исполнение этих решений Суда находится на контроле Комитета министров Совета Европы.

Во всех постановлениях суд установил отсутствие эффективного расследования насильственных исчезновений. По многим из этих дел непосредственно работали представители наших организаций, в том числе и представляя интересы потерпевших в ходе расследований уголовных дел. Как правило, следователи, ведущие такие дела ограничивались направлением запросов в различные силовые ведомства о том, не задерживался ли ими похищенный и опросом родственников и знакомых похищенного. Осмотр места похищения, как правило, не производился своевременно, в результате утрачивались возможности своевременного изъятия доказательств. Следователи уклонялись от производства следственных действий с сотрудниками силовых структур, в отношении которых имелись данные о причастности к совершению преступления.

Неэффективность расследования уголовных дел, возбуждённых по фактам насильственных исчезновений, усугублялась тем, что часто военная прокуратура и военное следствие отказывались принимать материалы к производству, требуя от гражданской прокуратуры и от органов гражданского установления причастности военных к данным преступлениям. То, что нередко имелись сведения о блокпостах, на которых произошли исчезновения людей, о воинских подразделения, проводивших «зачистки», номера бронетехники, на которой увезли похищенного, военная прокуратура и военное следствие обычно считали не достаточным доказательством причастности военных. Но лишь военная прокуратура или органы военного следствия могли собрать бесспорные доказательства причастности военных. Получался замкнутый круг.

Расследование таких уголовных дел, как правило, многократно приостанавливалось «в связи с неустановлением лица, подлежащего обвинению», вновь возобновлялось и вновь приостанавливалось по тем же основаниям.

Налицо картина имитации расследования вместо реальной работы следственных органов, нацеленной на раскрытие преступления.

После вынесения ЕСПЧ постановления, расследование уголовного дела о насильственном исчезновении, как правило, возобновлялось. В Чеченской Республике в Следственном управлении СК РФ по ЧР был создан Отдел по расследованию особо важных преступлений. Именно в этот отдел передавались уголовные дела, по обстоятельствам которых ЕСПЧ вынес постановление. Следователи этого отдела, как правило, уведомляли потерпевших о возобновлении расследования, информировали их о его ходе. Но при этом не происходило эффективного расследования. Следовать совершал несколько формальных мероприятий, таких как направление новых запросов в различные силовые ведомства, новые допросы потерпевших и их родственников. При этом следователь часто не учитывал выводы из постановления ЕСПЧ и не устранял те недостатки в расследовании, на которые указывал ЕСПЧ. Затем расследование уголовного дела вновь приостанавливалось. Нам не известно ни одного уголовного дела по насильственным исчезновениям, которое было бы направлено в суд из этого отдела.

Были и случаи, когда после вынесения постановлений ЕСПЧ, расследования уголовных дел вообще не возобновлялись, либо возобновлялись без информирования об этом заявителей. В отдельных случаях оказывалось, что заявитель, выигравший дело в ЕСПЧ, вообще не признан потерпевшим по уголовному делу.

Иногда, уже после постановления ЕСПЧ, заявители подавали жалобы на неэффективное расследование в российские суды в рамках ст. 125 УПК, позволяющей обжаловать действия или бездействия государственных органов. Заявители обращали внимание на непроведение следователем конкретных следственных действий и на то, что при новом расследовании не учитываются выводы из постановлений ЕСПЧ. Суды приходили к выводу, что в рамках ст. 125 УПК у судов нет полномочий оценивать необходимость проведения конкретных следственных действий. Таким образом, можно сказать, что в России нет эффективного судебного контроля за эффективностью расследования этих преступлений.

Ни одно из уголовных дел по насильственному исчезновению людей, по которым в ЕСПЧ вынес постановления, так и не было раскрыто, виновные найдены не были, судьба исчезнувших людей так и не была установлена. В тех же случаях, когда тела похищенных позже были найдены, убийцы не были установлены.

Стоит отметить, что аналогичные нарушения имеют место и при расследовании дел об убийствах мирных граждан в ходе военного конфликта и спецопераций на Северном Кавказе. В этих делах факт гибели людей часто установлен национальными властями, а ЕСПЧ признал, что за гибель граждан несет ответственность государство. Эти дела тоже являются частью группы дел «Хашиева и Акаева».

В качестве наиболее яркого примера неисполнения постановлений ЕСПЧ по таким делам можно привести историю о нерасследовании бомбардировки чеченского села Катыр-Юрт, произошедшей в феврале 2000 г. Вследствие бомбардировки, как минимум, 46 мирных жителей погибли и 95 были ранены. ЕСПЧ вынес последовательно по этому событию три постановления с интервалом в несколько лет. Во втором и третьем постановлении ЕСПЧ признал, что после предыдущего постановления ЕСПЧ власти России не провели нового эффективного расследования. Сейчас на рассмотрении ЕСПЧ находится новая четвертая жалоба по этому событию, касающаяся снова неэффективности расследования, проведенного после третьего постановления ЕСПЧ.

Многие факты из постановлений ЕСПЧ по Катыр-Юрту не оспариваются национальными властями России. Власти не отрицают, что после того, как в село зашли боевики и заняли дома мирных жителей (против воли последних), военные сознательно приняли решение о бомбардировке домов, в которых помимо комбатантов находились мирные жители. Власти не отрицают, что многие жители не успели покинуть село до начала военной операции и что они фактически находились в заложниках у боевиков. Власти не отрицают, что мирные жители погибли вследствие бомбардировки. Следствием установлены имена военных, которые спланировали и провели эту военную операцию.

Однако российские власти оспаривают правовые выводы ЕСПЧ о том, что данная военная операция является нарушением обязательств государства в области права на жизнь. Власти считают, что в условиях военного конфликта такая военная операция была необходима. Именно к такому выводу снова и снова приходят следователи и национальные суды в ходе новых расследований этого дела после постановлений ЕСПЧ.

Можно сказать, что дело Катыр-Юрта – это символический пример спора между ЕСПЧ и властями России о необходимости соблюдения международного гуманитарного права в ходе военного конфликта. Этот спор имеет место и в других делах об убийствах мирных граждан на Северном Кавказе, рассмотренных ЕСПЧ.

Завершая, хочу подчеркнуть, что государство обязано бороться с терроризмом и незаконными вооруженными формированиями. Но борьба эта должна вестись строго в рамках закона.

Примечания: